Скрипнули массивные петли, в портале отеля стоял слегка сгорбленный Шаффер.
– Какая чудесная ночь, пан профессор, – сказал он. – Я не удивляюсь, что вы не спите, это потому, что у вас романтическая душа. Остальные давно легли и храпят вовсю, в коридорах ни одной живой души, темно и тихо, я не слышал никаких подозрительных звуков, за исключением одного номера, в котором орал тот невысокий, гладко причесанный пан. Я вам не мешаю? Можете не отвечать, я догадываюсь, что мешаю, так же, как и эта луна, пани такая красивая, пана тоже бог не обидел, но представьте себе, пан профессор, что за многие месяцы это первая ночь, когда я нахожусь в обществе людей, да еще таких высокообразованных. Не выпить ли нам по этому случаю? У меня большое желание, но я хотел бы наконец выпить в компании интеллигентных людей.
– Чего он хочет? – спросила Анна.
– Выпить с нами.
– Ну что ж.
Шаффер возвратился с подносом, на котором стояли три рюмки. Хенрик смотрел, как Анна пьет, прищурив глаза, как будто вместе с вином она вливала в себя неземное блаженство, словно боялась, что, когда она их откроет, потекут ручьи слез. Потом Шаффер взял пустые рюмки и ушел назад. Они сели на ступенях террасы. Становилось темнее, луна опустилась ниже и пряталась за крышами домов.
– Вы хотели бы жить в лесу? – спросил Хенрик.
– Нет.
– Не со мной, с кем-нибудь другим, вообще…
– Может быть.
– Мне обидеться? – спросил он. Она вздохнула. Как если бы действительно страдала.
– Нет, – ответила она.
– Ас кем же?
– Не знаю. С каким-нибудь хорошим человеком. Но в лесу мне жить не хотелось бы.
– Вы замуж собираетесь?
– Может быть. За какого-нибудь хорошего человека. И старого. Чтобы как можно меньше иметь с ним дело.
– И вы считаете, что будете хорошей женой?
– Разумеется.
– Верная?
– Конечно.
«Она тоже хочет чистоты, – подумал он. – Только понимание чистоты у нее специфически женское. Если честь, то и раскаяние, и удобства, и материальная обеспеченность».
– А что, если вам понравится другой мужчина?
– Не нужны мне никакие мужчины.
– А если?
– Я повторю себе то, что сказала вам: «Я ушат с помоями, и мне нечего дать ему взамен».
Луна зашла за крыши домов, и темнота сгустилась.
– Вы никогда не сможете это забыть? – допытывался он.
– Никогда.
– Надо забыть.
– Нет, надо помнить.
«Сейчас я ей скажу, – твердил он про себя. – Скажу такое, от чего ей тошно станет».
– Попробую описать вам ваше будущее, – начал он. – Я не хиромант, но прошел лагерь, вы тоже, вчера я был на станции, видел там одну девушку, ее внешность меня поразила, я прекрасно помню ее лицо, хотя она мне только улыбнулась и я не обмолвился с ней даже словом.
– Смотрите, – перебила Анна, – поздравляю.
– Нет, это совсем не то, что вы думаете, просто она все время стоит у меня перед глазами. С вами такое тоже может случиться. Через год, два или через три вы увидите лицо, к которому почувствуете доверие, и оно вызовет у вас радость. Что-то в вас переменится, вы даже сами не заметите, как это произойдет. В одно прекрасное утро вы бодро выпрыгнете из постели. Вам будет весело, без причины. Возможно, будет солнечный день. Возможно, вы будете у моря и из окна увидите красивую лодку, качающуюся на волнах. Но это необязательно. Возможно, будет дождь или снег. Во время купания вы будете напевать, это будет приятное купание, так как я уверен, что без ванной вы замуж не выйдете.
– Какой вы злой.
– Потом вы заметите, что существуют и другие мужчины, что среди них есть симпатичные и даже привлекательные, и кто-нибудь из них станет вам особенно мил, он скажет, что вы прекрасно сложены, что у вас прекрасная фигура, и вам это будет приятно, вы забудете обо всем, и о своем счастье. Вот тогда вы почувствуете, что старый муж вас держит взаперти, вы станете с ним жестокой и даже не захотите вспоминать о том, что сами желали именно такого, старого и беспомощного.
– И что я тогда с ним сделаю, со своим мужем? Отравлю его?
