– Какой скандал! – пробормотал Рудловский. Они подошли ближе. Смулка лежал в той же позе, что и вчера вечером, одна рука вытянута вдоль тела, другая на груди, желтое лицо выражало безразличие, ноги в ботинках просунуты между железными прутьями спинки. «Бедный Смулка, кажется, отмаялся. Я опять один».
Рудловский осмотрел труп.
– В живот, – констатировал он. – Как вы думаете, это очень больно?
– Не знаю.
– Я не переношу боли.
– Наверное, не очень. Лицо у него спокойное.
– Такие вещи шеф выполняет ювелирно. Вы правы, он, наверное, не страдал, – сказал Рудловский и сделал несколько шагов назад. – Отойдите, пожалуйста.
– Почему?
– Бактерии.
Хенрик выглянул в окно. Перед отелем стояли три грузовика. Шеф, Вияс и Чесек загружали прицепы. «Я остался один. Я даже не могу им пригрозить. Чесек пойдет за мной. Может, и этот».
– Пан Рудловский, вчера вечером дверь была открыта. Кто же ее закрыл?
– Наверное, шеф. Или кто-нибудь из них, – Рудловский показал на окно.
– Они тоже? – удивился Хенрик.
– Кто-то из них. Шеф не смог бы один положить его на кровать.
Хенрик обвел взглядом комнату. Трус прав, на полу были следы крови. Он убил его не на постели. Потом они положили его, как будто он спит, даже дверь оставили открытой, чтобы придать этой версии правдоподобие. Утром Мелецкий решил, что игра окончена и лучше Смулку запереть.
– Бандюга этот ваш шеф, – сказал Хенрик.
– Так уж сразу и бандюга.
– Он вспарывает людям животы, а вы еще сомневаетесь.
– Смулка, наверное, качал права.
– Ну и что?
– Шеф не любит, когда качают права.
– У вас есть аттестат зрелости, Рудловский?
– Что-то в этом роде.
– Вы знаете, что такое этика?
– Пустой звук. Оставьте Смулку, мы все равно ему уже не поможем.
Хенрик прошел мимо Рудловского и загородил ему выход.
– Я хочу с вами поговорить, – сказал он.
– Об этике? – спросил Рудловский взволнованно, снял очки и стал протирать их платком. – Здесь не место. Этот труп…
– Я намерен помешать ограблению Сивова, – сказал Хенрик.
– Это почему же?
– Потому что мы приехали Сивово охранять.
– Это был только удобный повод.
– Для меня нет. Я приехал охранять. Если для вас это недостаточный мотив, то я вам напомню, что вообще присваивание чужих вещей – занятие некрасивое.
– Но выгодное. Ни одна страна не испытывает угрызений совести, присваивая себе чужие земли и города, а почему я…
– Вы хотите, чтобы вас считали вором?
– Я не вор.
– Нет, вы вор.
– Ну ладно, допустим, сегодня это так, но завтра я с этой профессией распрощаюсь.
– Неизвестно. Можно привыкнуть.
– Вы говорите так, как будто всегда были образцом честности.
– Не будем спорить о том, что было. А вы помните наш тост, пан Рудловский? Свобода, родина, лучезарное будущее, помните?
– Это все разговоры в пользу бедных, пан Коних. Подвернулся случай, надо брать, завтра не будет. Не возьму я, возьмут другие.
– Пусть берут другие.
– Но почему? Почему не я?
