– Не думай, что после мне будут сниться кошмары.
– Закрой свою пасть, – тихо сказал Хенрик. – Чем ты хвастаешься? Я тебе заявляю, что ты не вывезешь отсюда ни одной картины, ни одной клизмы.
– Если бы это слышал шеф…
– Не держись за карман, все равно не успеешь. Шефа я уломаю, увидишь. Он один из вас что-то понимает. Стой, я подам тебе ящик.
Хенрик поднял ящик и поставил на плечо Чесеку. Освенцимец повернул к нему лицо.
– Хенек, побойся бога. Нам за все это что-то причитается? Причитается или нет?
– Да. Две пары туфель, костюм, чемодан тряпок.
– Эх ты, падло, – сказал с ненавистью Чесек.
Хенрик проводил его до грузовика и помог поставить ящик в кузов.
– Подумай, – сказал он Чесеку. – Мы вдвоем можем очень много сделать. Подумай, Чесек.
– Нет, – ответил освенцимец. – Я еще с ума не сошел.
Он отвернулся и пошел в музей за следующим ящиком. «Теперь я действительно один», – подумал Хенрик.
18
Он провел рукой по лбу и глубоко вздохнул; легкие наполнил сухой горячий воздух. Лоб был уже сухой. Хенрик вытер руку о штаны. «Душно, как в пустыне», – подумал он. Провел сухим языком по губам. – «Адская жара». Какая-то неуловимая мысль приходила и уходила. «Я один, – вспомнил он, – ничего не выйдет, я один». Дома, обжигаемые солнцем, стояли немые, как пирамиды, смотрели темными окнами, покрытыми пылью, внутри жила пустота и молчание. «Не хватает еще сов», – подумал Хенрик, топча порыжевшую хрустящую траву. Из-под ног с радостным хлопаньем взлетели голуби и закружили над памятником Великому Фрицу. Оттуда донесся какой-то новый шум, упорный и монотонный, жемчужный, как дождь, как вода из лейки, льющаяся на цветы, он вызывал в памяти горный поток, разбивающийся о подводные камни, соленый запах моря, кафель в ванной гостиницы «Tiwoli» и босые ноги Анны, а может быть, только напиток, пенящийся в тонком прозрачном стекле, с кусочком плавающего льда сверху. Голуби все еще летали, описывая круги над каменным фонтаном, который ночью был покрыт пылью и сухими листьями, а теперь из него била высокая струя, рассеивая влагу и прохладу. Он умыл в фонтане лицо и смочил губы. «Попробую поговорить с Мелецким».
Женщины, раздевшись до белья, загорали на каменной террасе отеля. Среди них он увидел Анну, она лежала на широких каменных перилах в бюстгальтере и в юбке, подвернутой выше колен. «Ушат помоев», – вспомнил Хенрик, глядя на обнаженное тело, которое она так педантично подставляла солнечным лучам. Поправила лист на носу.
– Здравствуйте, – буркнул Хенрик. Анна открыла глаза.
– Здравствуйте, – ответила она с улыбкой. Все пробормотали приветствия. Янки среди них не было. «Отсыпается», – решил он.
– Вы едете с нами? – спросила Анна.
Она села и сняла с носа лист. Теперь стало видно, что под головой у нее лежала полосатая куртка. «Дорожная форма», – догадался Хенрик.
– Не знаю, – ответил он и, перепрыгнув через несколько ступеней, вошел в отель.
Погруженный во мрак холл все еще был пропитан тяжелым запахом стеарина. Возле пальмы стояли чемоданы. Десять чемоданов, по два на каждую. Интересно, которые из них ее и чем она их набила!
– Алло! – услышал он голос Янки.
Янка подошла и поцеловала его в щеку. «Она уже считает меня своей собственностью», – подумал он.
– Алло, роднулик.
Он обмер. «Роднулик! Это их словарь».
– Ну как у тебя с бандитами? – спросила она.
– Средне. Я должен найти Мелецкого.
– Они нас, случайно, не оставят?
– Об этом не беспокойся.
– Все равно ты им не позволишь уехать, да?
– Не знаю. Все девушки загорают, а ты?
Со стороны ресторана шел Шаффер. Хенрик подтолкнул Янку к выходу. Эта по крайней мере не должна ждать два года.
– Здравствуйте, пан профессор, – сказал парикмахер. – Пан бургомистр спрашивал о вас. Но я промолчал.
– Где он?
– Внизу на кухне. Закусывает перед дорогой. Минутку, пан профессор! – воскликнул Шаффер, видя, что Хенрик хочет идти. Он вытянул шею так, что почти коснулся своей головой головы Хенрика. – Я установил, что вы вынесли оружие.
Хенрик не отвечал. «Шаффер сегодня не пил», – отметил он, чувствуя на щеке дыхание парикмахера. Шаффер продолжал:
