чешуйчатых колец.
Некая драгоценность – единственная в своем роде и давным-давно забытая этим миром. Средоточие божественной сути, которая освободит его от нынешнего существования. Разум Вельстила слился с размеренным колыханием гигантских колец.
Вельстил не знал наверняка, но подозревал, на что намекает ему бестелесный всепроникающий шепот. Именно для битвы с этими стражами он и готовил Магьер. Она безусловно как нельзя более подходит для исполнения этой задачи.
Бесконечное перекатывание чешуйчатых колец истощало силы Вельстила, однако он не спешил покидать зыбкое пространство сна. В его сознании эхом отдавались слова. Вельстил не знал, порождены они его собственными мыслями или же нашептаны его безликим покровителем.
ГЛАВА 15
Сгэйль подошел к концу квартала, расположенного вне третьей крепостной стены Белы. Сняв плащ, он надел его подкладкой наружу. С этой стороны плащ был темно-голубого цвета – неброско, но, по крайней мере, не так однотонно, как серо-зеленая одежда эльфа. Черты его лица и так, скорее всего, будут бросаться в глаза прохожим. Затем Сгэйль разобрал свой лук и припрятал его составные части за поясом.
На улице было довольно людно, но поскольку Сгэйль прикрыл нижнюю половину лица шарфом, ему удалось не привлечь ничьего внимания. Он замедлил шаг, приближаясь к воротам в крепостной стене.
За поднятой чугунной решеткой стояли четыре стражника в белых сюрко. [1] Стражники зорко оглядывали каждого, кто хотя бы проходил мимо ворот, и так же пристально посматривали по сторонам несколько людей в штатском. Наверху стены, между зубцов, тоже расхаживали стражники. Такого обилия стражников Сгэйль не ожидал, и ему оставалось только гадать, что именно вызвало этот приступ бдительности.
Один из стражников длинной пикой преградил ему путь:
– По какому делу ты явился в столицу, сударь древесный житель?
Этот человек был довольно высок, ростом почти со Сгэйля, с коротко подстриженной ершистой бородкой и маленькими глазками, которые подозрительно блестели из-под увенчанного плюмажем шлема. Отчего-то Сгэйлю всегда казалось отвратительным именно то, что у людей на лице растут волосы.
– Я привез письмо для родича, – сдержанно ответил он.
Стражник окинул его оценивающим взглядом и протянул руку в грубой перчатке:
– А ну-ка, дай глянуть.
Сгэйль извлек из-за пазухи аккуратно сложенный лист. Стражник взял письмо, неловко развернул одной рукой и, сощурясь, уставился на исписанный чернильной вязью листок.
Это было письмо, которое в плавании прислал Сгэйлю брат. И поскольку оно было написано на родном языке Сгэйля, вряд ли простой стражник сумел бы уличить его в подлоге.
– Один из нашего клана умер, – легко солгал Сгэйль. – Я прибыл в Белу, чтобы передать эту печальную весть своему сородичу.
Стражник помотал головой, пытаясь прочесть хоть слово, затем с видимой неохотой вернул письмо Сгэйлю.
– Проходи, – буркнул он.
Сгэйль коротко кивнул и прошел под аркой ворот.
На грязных улочках было немноголюдно. Жители города называли этот квартал Лачужным – и, судя по застарелой вони, он вполне оправдывал такое название. Обитатели этого славного местечка не были склонны к излишнему любопытству – потому-то и поселился здесь тот, с кем пришел увидеться Сгэйль.
Нужный дом был с виду жалок и невзрачен, но Сгэйль, не обратив на это ни малейшего внимания, прямиком направился ко входной двери. И легонько, но отчетливо постучал, надеясь, что застанет хозяина дома.
Дверь осторожно приоткрылась, и за нею была темнота. Затем из темноты возник едва различимый силуэт.
Хозяин дома был худ, с заостренными ушами и длинными, спутанными, песочного цвета волосами. При виде гостя его большие янтарные глаза широко раскрылись, и на губах появилась легкая, затаенно- радостная усмешка.
– Родич, – прошептал он.
Дверь распахнулась настежь, и Сгэйль торопливо вошел в дом.
Кто-то дернул Лисила за босую ногу. Он открыл сонные глаза – и тут же увидел Ватца, который насупясь висел на краю койки.
– Что еще стряслось? – невнятно пробормотал Лисил.
– Пойду разыщу дядю, – сообщил Ватц. – Расскажу ему, что трактир сгорел.
– Да об этом сейчас уже знает весь квартал, – заметил Лисил, уже окончательно проснувшись. – Я тебя сам отведу к дяде. Он наверняка уже беспокоится, гадает, куда ты делся.
Ватц моргнул. Глаза у него были карие, чересчур большие для хмурого исхудалого личика.
– Не-а, – сказал он уверенно, – а вот из-за трактира он уж верно на стенку лезет. Вот я и хочу ему рассказать, что на самом деле стряслось. Да только лучше, чтобы никого из вас при этом не было.
