искоса разглядывал Само — приметил, что и Само глаз с него не спускает. В мастерской гремели лишь удары молота. Само потянулся к карману, достал кисет с табаком и бумагу. Предложил Древаку и Юло. Скрутив по цигарке, они задымили.
— Сторонишься меня! — сказал Само, взглянув на Юло.
— Я? — отозвался Юло тут же, будто с испугу.
— И почему — знаю!
— Ты всегда все знал, — улыбнулся Юло и сел поудобнее. Он выпустил дым и в первый раз смело взглянул Само в глаза.
— Потеплело, — вмешался Ян Древак. — Глядишь, завируха начнется… Снегом по шею засыплет!
— Не робей, каленого железа хватит, спасемся! — рассмеялся кузнец.
— Слыхал, буренку продаешь, — поворотился Древак к Юло.
— Пустое!
— Куплю, ежели надумаешь!
— А тебе зачем? — вмешался кузнец. — У тебя их две…
— Гм, детей прибавляется, — обронил Древак. — В год по штуке!
Юло Митрон резко встал — аж скамья скрипнула. Древак на другом конце перевесился и слетел на пол. Зачертыхался громко и подымаясь покосился на Юло.
— Я ненароком! — сказал Юло.
— Уступи коровенку по дешевке — поверю!
— Заткнись! — взревел Юло Митрон. — Тебе-то чего до моих коров? Корова мне самому нужна. И дети тоже будут!
Мужики вперились один в другого. Застыли от напряжения. Задышали порывисто. Кузнец перестал ковать и крикнул:
— Эй, Юло! Поди мехи раздуй, огонь ослаб!
Ян Древак сел.
Само Пиханда, поднявшись, удержал Юло за плечо.
— Пойдешь мимо, заглядывай!
Юло, склонив голову, двинулся к мехам, Пиханда — к двери. Он был в трех шагах от нее, когда в кузню весело ввалился крестьянин, торгаш и истовый словацкий мадьярон Пал Шоколик. Пьяный румянец заливал ему лицо. Из-под дорогого полушубка выглядывал штофовый пиджак, а под ним — расшитая цветная жилетка. В жилетке тикали на золотой цепочке швейцарские часы. Было как раз шесть.
— Pejló, péntek, pecsenye, pecsét![93],— забормотал хмельной Шоколик по-венгерски, а потом продолжал по-словацки — Ну как, Ондро, тыща подков готова?..
Кузнец Ондро Митрон улыбаясь пошел навстречу Шоколику и усадил его на стул у окна.
— Осталось еще тридцать, завтра кончу! — сказал кузнец.
— Хорошо, пришлю кучера!
Само Пиханда снова сел. Юло Митрон от мехов кинул на него удивленный взгляд. Само улыбался, разглаживая усики, и вдруг поддел Шоколика:
— А зачем тебе тыща подков, их ведь вовек не собьешь, хоть по две прибивай… И не токмо на ноги, но и на руки!
— Тысячелетнюю Венгрию решил подковать, — засмеялся Юло Митрон. — На каждый год по подкове, а то Венгрия стала прихрамывать.
Ян Древак, не выдержав, прыснул со смеху. Кузнец покосился на него, потом хмуро поглядел на брата и на своего друга Само. Словно все трое решили испортить ему обедню: оставить без заработка. Но Шоколик и не думал отказываться от подков. С минуту, правда, он обмозговывал на хмельную голову все эти подковырки, потом отрубил:
— Не бойтесь, останется по подкове и на ваши пасти!
— Да не нужна она мне, будь она хоть золотой! — рассмеялся Пиханда.
— А если от нее не отвертишься? — Шоколик встал, но тут же плюхнулся обратно.
— Ты меня принудишь, что ли? Никто и никогда! — притворно озлился Само, незаметно подмигнув товарищам.
— Никто?! — вскричал удивленно Пал и тут же яростно затявкал — Венгерский сейм тебя заставит, а то и сам император Франц Иосиф, пошли ему бог здоровья! Да и всех таких панславистов и социалистов, как ты, скоро возьмут в оборот! Скоро, ей-богу, разделаются с вами, с изменниками родины, с христопродавцами!
— Что ж это за родина, когда запрещают говорить на родном языке?! Начхать на такую родину, — сплюнул Само.
— Ах вот оно что, Австро-Венгрия тебе не по нутру! Может, ты бы с радостью запретил ее или распустил до утра?!
— Сама развалится, — сказал Юло Митрон.
— Никогда! — взвизгнул Шоколик. — Никогда! Такие, как я, спасут ее от погибели!
— Ты-то уж ничего не спасешь, братец! Мадьяры над тобой смеются, словаки тебя не уважают, а немцы и в грош не ставят. Тебе бы самому спастись, — сказал Пиханда.
— Не прекратите трепать языком, напущу на вас жандармов!
— Неужто донес бы? — спросил Юло Митрой.
— С него станется! — кивнул Древак.
— Ты заткнешь глотку?! — взревел Пал Шоколик. — Ох, запоешь ты у меня не ту песенку!
— Только попробуй! — сказал Юло Митрон.
Само и Юло коротко переглянулись.
— Ничего он не сделает, — рассудил Древак. — Мы ведь вместе гусей пасли!
Само Пиханда весело рассмеялся:
— Верно, гусей-то мы когда-то вместе пасли, но нынче его гуси по-чужому гогочут!
Смех Само наполнил кузницу. Он смеялся так, будто домовой озорно щекотал его под мышками. Один за другим подключились к его смеху Юло Митрон и Ян Древак. Только кузнец застыл у наковальни, стиснув зубы и кулаки. Пал Шоколик стоял как на иголках. Он вытащил часы, взглянул на них, снова сунул в карман и засеменил к выходу. Остановившись на пороге, он обернулся, погрозил кулаком трем гоготавшим и хлопнул за собой дверью. Мужчины кинулись к окну, не переставая смеяться. Перемигиваясь, они глядели, как у Пала заплетаются ноги, как он спотыкается и то и дело оглядывается. Но стоило Шоколику скрыться из виду — замер и смех. Все смолкли и поглядели на кузнеца, грустно стоявшего у наковальни.
— Не тревожься, — отозвался Юло Митрон, — подковы он купит! В Нижних землях[94] продаст их втридорога…
— А ну как он и вправду донесет на нас? — спросил кузнец.
— До утра проспится, и все выветрится, — отозвался Само.
— А если нет? — упорствовал кузнец. — Что тогда?
— Зарежем его! — тихо обронил Древак.
Мужики повернулись к нему. Никто не поддакнул, но и не возразил.
14
Стая детишек слетелась на Дудачов двор.
В теплых бурочках месят они снег, точно капусту в огромной бочке. Хватают его руками, лепят снежки и пронзительно верещат. Старый Дудач, выглянув в окно, улыбнулся и окликнул внучат. Тут же ввалилось в дом пятеро маленьких снеговиков.
Бабка Пиля Дудачова, сходя с чердака, вскрикнула, затрясла руками — чуть не выронила на лестнице миску с мукой.
