Морган знал – наступил самый опасный момент. Сейчас он выяснит, оправдан ли тот риск, на который он пошел, или нет. Он спокойно закурил сигарету, открыл дверцу и вышел.
Коренастый мужчина в темной куртке с поднятым капюшоном появился из-за грузовика, сжимая в руке автомат Калашникова. Морган ждал. Раздались звуки шагов, и из темноты возникла вторая фигура. Человек был высокий, в старом плаще с поясом и твидовой кепке, и очень молодой, почти мальчишка. Когда он приблизился, Морган разглядел его лицо под козырьком кепки и темные, горящие глаза – признак измученной души.
– Будьте добры, позвольте вас обыскать, полковник.
Акцент выдавал в парне местного уроженца. Когда полковник широко расставил руки и ноги, прислонившись к фургону, он со знанием дела осмотрел его, после чего открыл заднюю дверь фургона.
– Хорошо, полковник. – И залез следом за Морганом. Первый охранник передал ему ружье и закрыл двери. Морган услышал шаги по направлению к кабине. Через несколько секунд машина тронулась.
Поездка заняла не более десяти минут. Когда грузовик затормозил, водитель распахнул двери. Парень выпрыгнул наружу, Морган последовал за ним. Они стояли посреди полностью разоренной улицы, усеянной осколками стекла. Почти все фонари не горели, а склад на противоположной стороне представлял собой груду обломков.
Маленькие домики с террасами ничем не выдавали, что за их стенами теплится жизнь, лишь изредка из-за плохо задернутой шторы пробивалась полоска света. Парень закурил сигарету и швырнул спичку на землю.
– Прекрасное местечко для того, чтобы растить здесь детей, не правда ли, полковник? – бросил он, не глядя на Моргана, и зашагал через дорогу, засунув руки в карманы старого плаща.
Морган двинулся за ним. На углу располагалось маленькое кафе. Провожатый толкнул дверь ногой и зашел внутрь. Убранство кафе не поражало воображенья. Вдоль одной стены тянулся ряд окрашенных коричневой краской кабин, напротив них находился бар, отделанный под мрамор, где красовался старинный газовый титан для чая.
Посетителей не было. Единственным живым персонажем открывшейся взору сцены являлась старая седая женщина в некогда белом переднике. Она сидела возле титана и читала газету. Старуха коротко взглянула на Моргана, затем кивнула юноше.
Из дальней кабины раздался тихий и спокойный голос:
– Веди полковника сюда, Семас.
Лиам О'Хаган ел яичницу с жареным картофелем. У его локтя стояла кружка с чаем. Ему уже перевалило за сорок. У него были темные вьющиеся волосы. В расстегнутой на шее джинсовой рубашке и куртке он походил на докера, забежавшего в кафе перекусить по дороге домой.
– Привет, Аза, – сказал он. – Ты отлично выглядишь.
Юноша направился к стойке и заказал два чая. Морган сел за стол.
– Не находишь, что он маловат еще для таких дел?
– Кто, Семас? – рассмеялся О'Хаган. – В августе шестьдесят девятого на Фолс-роуд, когда оранжисты ворвались туда, чтобы сжечь все дотла и выгнать прочь католиков, никто не думал о его возрасте. В ту ночь горстка бойцов ИРА вышла на улицы, чтобы отстоять свои дома, и Семас был один из них.
– Сколько ему тогда стукнуло? Шестнадцать?
– Восемнадцать, Аза, – ответил О'Хаган. – Он схватил револьвер „Уэбли', который его дед привез домой с первой мировой. Всю ночь мы дрались с ним бок о бок. С тех пор он стоит на страже моих интересов.
– Он твой охранник?
– Никто не управляется с револьвером так лихо, как он.
Семас принес кружку чая и поставил ее рядом с Морганом, а сам, вернувшись к стойке бара, сел на дальний табурет и принялся пить чай, поглядывая на дверь.
– Впечатляет.
– Что тебе нужно, Аза? – спросил О'Хаган.
– Помнишь зиму пятидесятого, Лиам? Корея. Ты был худшим лейтенантом в ольстерском стрелковом полку.
– Веселые времена, – отозвался О'Хаган. – А в какой восторг мы пришли, когда тебя к нам прикомандировали. Настоящий солдат – огромный, весь в медалях и все такое.
– Когда китайцы взяли нас в кольцо под Имжином и полку пришлось пробиваться сквозь окружение, я вернулся за тобой, Лиам, потому что пуля угодила тебе в ногу. И вытащил тебя. Ты мой должник.
О'Хаган вытер рукой рот, достал из кармана полбутылки виски и добавил себе в чай. Затем Моргану.
– Я расплатился сполна, – ответил он. – В „Кровавую пятницу' ты, Аза, стоял в полночь посреди Льюис- стрит перед баром Кохана, который очень весело горел. Мы с мальчишкой сидели на крыше дома напротив. Он хотел прострелить тебе башку. А я не позволил. Так что, если ты пришел просить каких-то особых одолжений, то зря потерял время.
– Удачный день был для вас, не правда ли? – горько бросил Морган. – Почти сто сорок убитых и раненых.
– Ты что, маленький? Когда в июле сорок третьего Королевские ВВС провели бомбардировку Гамбурга, там за три дня погибло больше людей, чем от атомной бомбардировки в Хиросиме. Единственная разница между бомбой, сброшенной с высоты в двадцать тысяч футов, и взрывчаткой в пакете, оставленной под столиком кафе, состоит в том, что летчик не видит плодов своих рук.
– Но к чему ведет насилие и смерть, Лиам?
