Поэзия Латинской Америки

над тобою, отчизна моя.

Почему ты, кубинское знамя,
уступило родной небосклон?
Затуманились очи слезами,
словно вижу я тягостный сон.

Мне достался нерадостный жребий,
но я верил и верю в одно:
развеваться должно в нашем небе
наше знамя — и только оно.

По полям, что кладбищами стали,
мы за ним мчались в вихре атак.
И товарищей мы погребали,
завернув их в простреленный флаг.

Не сверкали на нем украшенья,
и не слышал он льстивых похвал,
но достоин бичей и презрения
тот, кто веру в него потерял.

Нас морили в темницах, но жалоб
не срывалось с искусанных губ,
знамя родины нас согревало
на чужбине, в холодном снегу.

Осеняла нам радость и муки
одинокая наша звезда,[152]
и наемника потные руки
не держали наш стяг никогда.

Где бы ни был я, родины знамя
гордо реяло в песнях моих,
и в изгнанье оно было с нами,
наполняя и душу и стих.

Пусть же солнце на вольном просторе
и над островом нашим родным
наше знамя на суше и море
освещает лучом золотым.

Если ветры враждебные, воя,
попытаются флаг наш сорвать,
из могил встанут наши герои
и сумеют его отстоять.

РЕХИНО ЭЛАДИО БОТИ[153] Перевод М. Симаева

Если бы душа имела руки

Вхожу в тебя, святой поток природы,
дай мне покой и сердце ободри,
дай сумеркам моим клочок зари,
чтоб с ним уйти в ребяческие годы.

От памяти моей отмой невзгоды
и борозды обид с нее сотри:
для ссадин, что кровоточат внутри,
твой поздний свет целительнее йода.

Как кротко ты и как безгрешно спишь,
и омывает снов твоих излуки
закатного сиянья благодать.

Как неоглядна даль! Какая тишь!
О, если бы душа имела руки,
чтоб море, горы и поля обнять.

Аромат твоей угасшей любви