— От людей — ну, знаете. От корпораций. Правительств. И всякие веши, которые Аннели для нас покупает. Она покупала кучу вещей, когда мы только поженились. Теперь меньше. — Его лицо слегка осунулось. Он поворачивается к ней. — Я рад, что вы пришли. Я думал о вас. Как вы?
— Прекрасно. — Она обходит коробку, на которой он сидел с сыном.
— Хорошо. — Ему уже снова не терпится поговорить. — Хорошо. Я хотел вам сказать, что мне звонили.
— Что?
— Послание. От вашей матери.
— А. — Она садится, вытягивает ноги. Усталость наваливается на нее, будто вечер уже затянулся до глубокой ночи. На мгновение, как дежа вю, у нее опять возникает чувство, что она посторонняя в чужом месте со странными законами.
Как путешественник в старых историях, подумала она. Попавший к феям. Несчастливый гость.
— Я не знала, что она собирается звонить. Она не говорила мне.
— Ничего. — Он медлит. — Она производит впечатление.
— Это один из способов ее описать, я полагаю.
— Вы очень разные.
— Спасибо.
— Я не имел в виду ничего такого. Вы сами это однажды сказали. — Он опять мнется. — Она сказала, у вас есть для меня письмо?
— Она так сказала?
— Что-то насчет вашей сестры и кредита.
— Я не хочу брать ваши деньги, — тихо говорит она, будто себе самой.
— Вы уверены?
— Да.
— На самом деле, это не проблема, — страстно, торопясь, прощая ей обиду, — не нужно сейчас ничего говорить, я буду рад, мне это ничего не стоит…
— Я не хочу ваших денег, Джон.
— Хорошо, — говорит он и обрывает себя. — Ладно.
Молчание висит между ними, густое, как пыль, и она уже еле выдерживает его, и тогда первым его нарушает Джон.
— Все это много для меня значило. — Он снова улыбается, уже не ей, а вещам вокруг, чертогам и башням из коробок. — И для Натана тоже. Всего побольше, вот чего он хочет. Он никогда ни в чем не нуждался, но все равно вечно беспокоится. Все становится ничем. — Вновь выжидательная пауза, напряженная, он уже отыскивает предлог нарушить ее снова. — Даже будь я на десять лет моложе, не поверил бы, что вы можете отказаться от такого предложения.
— Вы очень близки, — говорит она и радуется, когда он умолкает. Смотрит на нее, сбитый с толку.
— Кто?
— Вы с Натаном.
— Да. Мы близки, да.
— Он для вас много значит.
— Он значит для меня все, Анна…
— Зря вы ему рассказали про код. — И она ждет, пока он ответит.
— Так вы знаете, — говорит он, наконец, почти, — думает Анна позднее, — почти с облегчением. — Я сомневался. Когда вы?..
— Ох, Джон. Это ведь не важно, правда?
— Для меня. — Он садится напротив нее. Доска все еще лежит между ними. — Это важно для меня. Что вы будете делать?
— Я не знаю.
— Вы сообщите в Налоговую?
— Я не знаю.
— Что они будут делать, как вы думаете…
— Джон, — говорит она, имя — как отказ. В ней, наконец, растет гнев, будто его сдерживал алкоголь. Ее голос дрожит, и это потрясает ее. Она никогда не разговаривала так с клиентом. Она думает, когда же перестала считать клиентом Джона.
— Простите. Мне, правда, очень жаль. Нельзя сказать наверняка. — Надежда, воодушевление проступают на его лице. — Пока ничего не случилось. Может, ничего и не…
— Счет на имя Натана, — говорит она, не затем, чтобы его остановить, хотя так и выходит. — Вы открыли его несколько лет назад. Вы еще тогда знали, что с кодом что-то не так, правда, же? — Она смотрит на него, стараясь не сомневаться в ответе, но он на нее не смотрит. — Целый сейф настоящего золота. И вы никому не сказали. Вы ведь никому не сказали?
Он пожимает плечами.
— Всегда найдутся люди, которые выяснят. Есть и другие, те, кто выяснил это для себя, но их обычно никто не слушает. Неприятно усомниться в деньгах. Слушайте — я никогда не говорил, что моя работа идеальна. Люди хотели в это верить, и я им позволил. Тут наши желания совпали. Но криптография — не идеальная наука. В ту ночь, когда я придумал СофтГолд, я решил, что подошел к идеалу близко, как никто другой — никто другой даже не увидит разницы между моим кодом и совершенством. Но я ошибся. Я знал об этом много лет. Но я думал — я считал, что я… — Спустя мгновение он поднимает большой палец ко рту, касается верхней губы, где блестит пот. — Может, они и ошибаются. Я пытался его сломать, — продолжает он, больше для себя, — и ни разу не смог. Этого, конечно, следовало ожидать. У других есть преимущество. Чем меньше они похожи на нас, тем лучше для них. Я не могу предусмотреть всего. То, чего я не могу предусмотреть, всему положит конец. Не все думают обо всем, а кто-то все время думает о чем-то. Однажды кто-то найдет критерий, по которому мой код не оправдает себя, и тогда они примутся работать, пока его не взломают. И немало людей с удовольствием посмотрят, как это произойдет. Те, кто хочет сломать СофтГолд просто потому, что он есть. Это их золотые горы, и они не отступятся, пока… И они не дураки. Не все, по крайней мере. Я за ними наблюдал. Они объединяются. Пишут мне. Я пытаюсь не читать их письма, но иногда они прорываются. Они общались с вами?.. — И когда она молчит, он продолжает: — Анна, послушайте, я работал над этим много лет, десять или больше, и думаю, я почти у цели. Я могу оставаться на шаг впереди них, если буду знать, что они замышляют. Я хочу сказать — я тестирую новую схему, и если — если бы вы могли просто дать мне чуточку времени…
Он заикается, запинается. Она бы удивилась, если б не знала его. Она слишком много знает о лжи, она понимает, что он с собой делает.
— Зачем вы ему рассказали? — спрашивает она, и он горько усмехается.
— А, нет. Тут вы ошибаетесь, все было не так. Гораздо хуже. Я работал всю ночь. Потом, должно быть, свалился и уснул. А когда проснулся, он читал мои записи. Он уже занимался этим, просто так, для себя. Он был так горд и совсем не волновался. Он только потом понял, что именно я делал и что это значит… — Он заискивающе смотрит на нее. — Клянусь, Анна. Прошу вас. Попробуйте мне поверить.
— Это второе правило.
— Что?
— Второе правило налоговых инспекторов. Никогда не верь клиенту. — Она все еще злится, ужасно злится, и он хмурится и тоже сердится.
— Вот, значит, кто я такой? Клиент?
— Вы им были. И вы лгали, Джон, вы все это время лгали мне! И вы видели, что это знание делает с ним!
— Видел, и еще знал, что с ним будет, если я сдамся. С ним и с бесчисленным множеством других. Я никогда не хотел никому навредить, я думал, что смогу дать им что-то…
— Ох, не надо. А как же «Пандора»? Каково было бесчисленному множеству других?
— Анна, это было давным-давно, я был ребенком…
— Как Натан, — говорит она. — Ребенком, как Натан. — И видит, как он сгибается.
— Я пытаюсь делать все правильно…
