Я успокаивал долгои убаюкал как мог,а соловей за стеноюдаже к утру не замолк.И над постелью звенели,тая, как вешние льды,самые синие звезды,все переливы воды.«Слышишь?» — я спрашивал. «Слышу, —голос, как дальний отлет,сник и приблизился снова:— Как хорошо он поет!»Можно ли было иначеслышать разбуженный сад,если душа отлетала,силясь вернуться назад,если с последним усильемстало светлей и больнейвидеть последнюю правдуи потерять себя в ней?Можно ли было иначетам, на исходе своем,слышать уже ниоткудаслитно со всем бытием?