С волнами мглыпройдя сквозь густой шиповник(были цветы нежны и круглы),я прокрался под вечертуда, где застыли стволы.Одиночество было извечным,был бесконечным немой простор.Я деревом стал меж деревьеви услышал их разговор.Улетела последняя птицаиз моего тайника,только я остался в укрытье,где клубились темные облака.Я собой не хотел становиться —я боялся вызвать их гнев,как дерево чуждой породысредь народа вольных дерев.И они позабыли мой облик —облик блуждающего ствола,и, безликий, я долго слушал,как беседа деревьев текла.Я первой звезды дождалсяи вышел на берег реки,где играли лунные блики,невесомые, как светляки.Когда я к реке спускался,деревья смотрели издалека.Они обо мне догадались,и меня забрала тоска.Они обо мне говорили —сквозь опаловый зыбкий туманя слышал их добрый шепот…Как же им объяснить обман?Как сказать, что я только путник,что им совсем не родня?И не смог я предать деревья,что поверили вдруг в меня.Знает полночная тишина,как я с ними беседовал допоздна.
Перевод Н. Горской
173. Самый подлинный
Как голос самой судьбы,зовут петухи тоскливо,и, сон раздвигая, людивстают, как на край обрыва,Когда обожгло зареюразломы в сосновой кроне,глаза он один не поднял,далекий и посторонний.Стихали слова вошедших,и кротко сопели звери,по-женски дохнуло дымом,и даль распахнули двери.И колос, вода и птицаяснели как на ладони,но он не взглянул ни разу,далекий и посторонний.(Где видел теперь он водуи птичий полет над нею,откуда глядел он — навзничь,как желтый сноп, цепенея?)Но так и не подняв веки,