Ирис ушла уже в Караторе. Как раз накануне дня, когда Рош намеревался представить её Атестационному совету. Видимо, наблюдала, заметила, когда закончил работу писать, сопоставила всё.
С вечера всё было, как обычно. Ирис ничем себя не выдала: покормила и уложила ребёнка, приготовила ужин Рошу, немного погрелась в его постели (колдун не возражал, боясь спугнуть), потом ушла на полати к дочке… Утром же не было обоих. Пропала так же куртка колдуна и часть денег. Кошелёк Рош прятал, но она нашла по запаху.
Оборотница жалела, что лошадь, на которой она путешествовала летом, колдун вернул на постоялый двор, где и брал на время (покупать — дорого, да и не к чему, в хозяйстве одной хватает). Но да и так неплохо, устроится где-нибудь, зиму переживёт.
Ирис чувствовала, что Рош что-то замышляет, чего-то не договаривает, поэтому решила не тянуть с уходом. Тепло, уют и сытость — это хорошо, но свобода дороже. А свободы маги её непременно лишат: нечего и думать, что, зная о ней, в клетку не посадят. Пусть даже клеткой и будет дом колдуна.
Она слышала часть разговора в одну из ночей, самый конец, но этого хватило, чтобы понять: Рош попытается сделать из неё помесь собаки с племенной тёлкой. От одной мысли об этом сводило зубы. Хотя, если поразмыслить, человечно со стороны колдуна. По её мнению людские браки мало чем отличались от того будущего, что он ей готовил. Тоже тюрьма дома и быта, полнейшее подчинение мужу, роды каждый год, побои… Многие крестьянские бабы так жили, но Ирис не желала. Если бы и осталась, взяла любовником, то добровольно. Да и разум подсказывал, что с ней обойдутся много хуже. Рош старается для магов, он сделает всё, чтобы угодить магам, а она нечисть.
Да и дочь Ирис отдавать не собиралась. А её намеревались отобрать, вытравить из неё зверя, сделать послушной говорящей шкурой. И тут бы колдун не вмешался: плевать ему, для него Аглая — кусок мяса, просто чужой щенок. Нет, волки и то себя иначе ведут.
Она ведь пыталась, специально подсовывала под бок, чтобы привык, чтобы смогла оставить с ним дочь на пару месяцев, пока она будет добывать деньги: с ребёнком много не заработаешь. Но ничего. Впрочем, тогда, прошлой зимой, Ирис не предполагала, что всё так обернётся, думала, что никогда больше судьба не сведёт, а Рош только для зачатия нужен. Если б знала, наступила себе на горло, действовала иначе, подержала бы у себя пару недель… Но что уж теперь.
Насущной проблемой стало уйти незамеченной.
Ирис выбрала рассветный час, когда только-только открывались ворота, а стражники, зевая в кулак, могли проворонить и дракона.
Волосы остригать не хотелось: для работы пригодятся, поэтому просто заплела их в косу и уложила под платок. Всё равно штаны Роша велики, придётся уходить девкой. Главное — не попасться на глаза местным магам, а то сошьёт Злата Затравская себе новую муфту из волкодлачьей шкуры.
Но чародеи не спешили выбраться на лёгкий морозец, мирно почивали в постелях.
Глазами попросив дочку молчать и покормив её, оборотница обернулась к мирно посапывавшему Рошу, прислушалась к дыханию и, забрав то, что считала нужным, выскользнула во двор. Засов не был проблемой, а чары колдун не поставил: уже доверял, забыл пословицу: сколько волка ни корми, он в лес смотрит.
Подумала, что надо будет отловить в какой-то деревеньке чародея, чтобы снял невидимую штучку с её шеи, вышла за калитку и быстрым шагом направилась к воротам, бережно прижимая к себе Аглаю.
Всё прошло удачно: не остановили, удалось покинуть Каратор вместе с каким-то купцом, схоронившись в подводе. Проехав немного, Ирис спрыгнула на повороте и юркнула в кусты. Поправила перевязь с малышкой и направилась туда, куда и надлежит зверю — к лесу. Но в чащу не забралась: пошла по опушке, выискивая глазами какой-нибудь ручей, чтобы помог замести следы. Наконец таковой нашёлся. Оборотница разулась, подоткнула юбки и побрела по холодной воде. Можно простыть, но жизнь дороже.
Ручей тёк с северо-востока на юг — что ж, её устраивало. На юге она уже была, что ж, пришло время узнать, что там, на востоке. И к Властене поближе. Ирис хотела бы туда попасть, но не в клетке, не в ошейнике, а тайком, в полной силе, чтобы месть была сладка, как и кровь врага.
Ручей обманет собак, но поисковый импульс не проведёшь. Но от этого у неё средств нет, только молитвы Луне да удача. Ничего, уходила же раньше, и теперь уйдёт. Заклинание-то десятки вёрст во всех направлениях не обежит, две-три максимум, а у неё фора.
Ноги озябли, нос начал шмыгать. Пришлось вылезать, растереть ноги снегом и обуться. Заодно время кормления подошло.
Ходила Ирис быстро, уставать — уставала, конечно, больше, нежели обычно, но уже не так, как во время беременности, поэтому к закату успела далеко уйти от Каратора. Промышляла мелким зверьём, которое даже жарить не стала, съела сырым. И вроде сил даже от крови прибавилось.
Аглая вела себя тихо, будто сама понимала, что плакать нельзя.
Ночью перекинулась и в образе зверя трусила по снегу в лунном свете — не время сейчас для отдыха, потом отоспится. Платок с дочкой держит в зубах.
Пару раз пришлось хищников пугнуть, чтобы место своё знали. Но волки, они умные, к волкодлаку не сунуться.
Проведя в пути несколько дней, не выходя к жилью, Ирис набрела на охотничий домик. Принюхалась — нежилой, запах человеческий почти выветрился. Самое оно для временного логова, чтобы осмотреться, подумать. Вечно зверем не побегаешь, денег так не добудешь, во Властену не опадёшь. Но столица — это потом, сейчас нужно Аглаю куда-то пристроить.
Эх, жаль, первенец её далеко! Он, конечно, ещё не оборотень, но позаботиться бы сумел. Не он — так те, с кем его оставила. Вынуждена была оставить, чтобы выжить. Хорошие люди, редкие люди, которые не травили их, которым они со спутником доверяли. Поэтому и отдала: верила.
Редко, очень редко люди с волкодлаками вместе уживаются, да те и не обычные были: потомки отступников — тех, кого Конклав проклял. Они сами для закона нечисть. А та семья — так на осьмушку и взаправду. Была там одна история, хоть балладу сочиняй. Любовь, породнившая противников.
Где б таких найти? Хоть к троллям иди: они без предубеждений. Не тронешь их — не тронут тебя.
Огонь теплом разбежался по телу. Скучала-таки по нему, да и Аглая ручонки тянет… Хорошо ей будет, крепко спаться. Да и она отоспится, только окрестности обежит. А если кто подкрадётся — услышит.
Нашла в ларе немного крупы, а в углу — котелок — вот и каша готова. Воду сделала из снега: в тени не растаял.
Под утро оборотница проснулась, разбуженная неясным предчувствием. Осторожно приоткрыла дверь, огляделась и зверем ступила на подмороженную землю.
Нос учуял чужого, заставил сердце сжаться.
Ирис пошла на запах, стараясь держаться под прикрытием деревьев. Где надо — стелилась, где надо — бежала. Наконец увидела его — человек с собакой, капканы проверяет. Охотник, значит.
Пёс, не видя, уловил опасность, попятился к ногам хозяина, поджал хвост. Тот не заметил, занятый своей добычей — очередным ушастым зайчишкой. Только когда собака заскулила, цыкнул на неё.
Оборотница задумалась. Отпускать нельзя, убивать нельзя, иначе затравят. Но ведь лес не пустой, найдётся, кому ей помочь, ежели хорошо попросить.
И она, осторожно развернувшись, затрусила искать лешего.
Леший оказался мужиком сговорчивым, вошёл в положении, пообещал поводить охотника кругами, направить стопы в чащу и задержать, чтобы Ирис спокойно могла уйти. Оборотница догадывалась, что к своим человек может и не выйти. Ну, а не её дело, лешему решать.
Задерживаться в домике не стала, быстро поела, Аглаю тоже не обидела и мышью миновала опасный участок, то и дело прислушиваться.
Через денёк лес оборвался на берегу реки.
Чуть поодаль темнели домики деревеньки.
Ирис задумалась: рискнуть или нет? Если бы не ребёнок, то из леса до весны не вылезла, благо с такой шубой можно и на снегу спать, только Аглая не выживет, она же не волчонок, обернётся в первый раз нескоро.
