Предложения нашлись у всех:
– Нет, сжечь его!
– Повесить содомита!
– Повесить, а потом сжечь!
57
Шики Дун шел к Залу Мумии, когда возобновившиеся крики у дверей заставили его замедлить шаг. Сперва он усмехнулся, поняв, что шум отвлечет охранника, но потом выкрики: «Пустите!», «На помощь!» и гневные приказы: «Вздернуть его!», «Сжечь содомита!» и «Распни его!» заставили его задуматься. Слишком долго Шики был жертвой, чтобы игнорировать призыв о помощи от другого бедного чмо, который будет вот-вот утоплен и четвертован разгневанными массами. Попавший в беду, сообразил Шики, наверняка тот охранник, молодой индеец, которого Шики сегодня собирался перехитрить, но который, как помнил он по встрече у Пончо, не такой уж плохой парнишка, да еще получивший неприятности по вине женщины, – что он тоже хорошо мог понять.
– Погоди, Фенстер, – сказал он, – я скоро вернусь.
Может быть, думал он, бегом поспешая к входу, надо найти телефон и вызвать копов, чтобы прекратить линчевание, или вываливание в смоле и перьях, или какую там еще мерзость придумали для молодого охранника. А выполнив гражданский долг, он сможет вернуться к Фенстеру и освободить его.
Но первый же взгляд в выбитое окно металлической двери ясно дал понять, что если Шики не будет действовать сам, беднягу скоро поджарят. В подстрекателях он узнал клан Джонсов, обращенных Пэтчем. Они уже зажгли конфетную тележку в форме вавилонской колесницы и кидали в огонь обломки скамеек и содержимое мусорных ящиков, явно собираясь сделать из молодого Джимми Пера факел.
– Я-то что могу сделать? – сказал Шики.
Но, не успев еще договорить вопрос, он уже знал ответ. Вынув из-за пазухи Гудини, он поставил собачку на пол и велел: «Место». Гудини сел, склонив голову набок, и смотрел, как хозяин развязывает ботинки, снимает с плеч подтяжки комбинезона, переступает через упавшие штаны и трусы, снимает рубашку, и наконец, снимает с головы шляпу, парик, очки и бороду. Взяв в ладонь какой-то мелкий предмет из кармана, Шики открыл двойные двери и вышел в портик таким же голым, каким был в тот день, когда мамочка вскрикнула: «И ради
Набрав побольше воздуху, Шики встал на верхней ступени, поднял руки и воззвал:
– Дети мои!
Ахнула какая-то «светлячка»:
– АЛЛИЛУЙЯ! Это же Князь Света, он пришел за нами, взять нас наверх!
Поворачивались головы, глаза вылезали из орбит, текли слезы. Люди падали на колени и рыдали от счастья. Некоторые начали раздеваться, веря, что наконец-то началось Вознесение, и рвались его ускорить.
Голиаф Джонс с красным рубцом, горящим в середине лба, держал Джимми в борцовском захвате, отпуская ему «груши» по голове костяшками пальцев – как разогрев перед превращением в шашлык. При появлении Дуна Джонс застыл, не закончив движение.
– Слава! – воскликнул он. – Прав был преподобный Пэтч, когда говорил про чудо!
Шики указал на него пальцем:
– Отпустите этого юношу.
– Как прикажешь, Господи. – Джонс разжал руки. Потерявший равновесие Джимми рухнул головой на цемент.
Шики махнул рукой:
– Подойди ко мне, о юный грешник!
Джимми не надо было подгонять. Он встал, зажимая ладонью рассеченную бровь, и побежал вверх по лестнице.
Голиаф Джонс распустил ремень и расстегнул рубашку:
– Мы готовы, Господи!
Толпа стала раскачиваться, распевая ритмично: «Возне-се-ние, Возне-сение, Возне-сение».
Джимми вошел в портик, глянул на руку, залитую кровью. Уголком рта Шики почти прошептал ему:
– Войди и дверь держи приоткрытой.
– Дети! – обратился он к собранию. – Я вернулся призвать вас к верности, сказать, что наблюдаю за вами и что близится Великое Вознесение.
– Близится? – сказал Голиаф Джонс. Он уже спустил штаны к ногам и собирался через них переступить. – В смысле, нас сейчас не заберут?
– Гм, в небе еще не все готово, – ответил Шики. – Но я скоро вернусь, о'кей?
– Послушайте, мы приехали из самого Техаса, и…
Жена Голиафа Джонса пнула его локтем в ребра:
– Придержи язык, тупица! Он может тебя послать в ад так же легко, как на небо.
Джонс стал ковырять носком землю.
– Ага. – Подтянув штаны, он покорно посмотрел на Шики, но позволил себе еще один вопрос: – А скоро – это как скоро?
