Их глазам предстало ужасное зрелище. Из двери каюты Кота косо торчала электропечка со покривившейся решеткой, а над ней стояла Бабушка в халате и съехавшем набок ночном чепце. Она была свирепа, как дракон. Прямо над ее головой на веревке болталась груша.
Впоследствии, вспоминая этот случай, Робин и Кот сумели восстановить цепь событий, которая привела Бабушку в ловушку. Проснувшись среди ночи, Бабушка отправилась принимать беллатоминал, но проходя по холодному коридору, забеспокоилась, что Робин и Кот мерзнут в своих каютах. Мгновенно приняв решение, Бабушка вытащила из трюма одну из сложенных там электропечек и понесла ее устанавливать в каюте Кота, которая была ближе. Когда Бабушка открыла дверь, сработала ловушка для асасина, и над ее головой просвистела тяжелая груша. К счастью, груша была подвешена в расчете на огромного разбойника, а не на невысокую Бабушку. Поэтому она лишь задела бабушкин чепец. Больше всех от ловушки пострадала электропечка, которую Бабушка выронила от неожиданности.
— Скорее нашатырь! — распорядился Робин, осмотрев место происшествия. Но Бабушка ему только кулаком погрозила. Водворив печку на положенное место и строжайшим образом приказав Робину и Коту ложиться спать, Бабушка удалилась. Решив, что грохот распугал всех асасинов в округе, Робин и Кот постановили отложить охоту назавтра и лечь спать в каюте Робина. Саладин первым забрался в кровать и уютно свернулся. Робину пришлось несколько раз пихнуть Кота, прежде чем тот освободил место. Наконец, оба улеглись и заснули крепким сном.
Наутро «Непобедимая Манна» была уже над Персией. Робина и Кота разбудило солнце, которое залило всю каюту ярким светом. Ворча и охая, адмирал с вице-адмиралом вылезли на палубу, где Тиан Обержин, пользуясь хорошей погодой, уже сервировал завтрак. За бортом корабля проплывали горные пики, долины, заросшие фруктовыми садами, и деревни, прилепившиеся к склонам гор.
Вдыхая чудесный аромат гречневой каши, Робин занял свое место во главе стола. По правую руку от него сидел Кот, а по левую чрезвычайно недовольная Бабушка, которая все еще возмущенно вспоминала вчерашнюю грушу. Когда каша была разложена по тарелкам, на палубе показался вахтеный матрос, чтобы, как обычно, доложить о происшествиях за ночь. Встав по стойке «смирно», он выпалил:
— За время ночного дежурства отклонений от курса не произошло. Крупное происшествие одно — после второй склянки в помещении кормовой надстройки неизвестными лицами был произведен сильный шум, характерный для падения тяжелых металлических предметов.
— Знаю-знаю, — отмахнулся Робин. — Какие еще происшествия?
— Одно мелкое. Корабельный кок жалуется на пропажу порции гречневой каши и ножа с можжевеловой ручой.
— Ножа с можжевеловой ручкой? — вскричал Кот, и они с Робином ринулись по трапу вниз, в каюту Саладина.
Дверь каюты была распахнута. На кошачьей подушке лежал, сияя кровавым светом, рубин «Сердце Аламута», а прямо над ним в стенку был воткнут длинный нож с рукоятью из можжевелового дерева. Кот рухнул в кресло.
— Значит, он был здесь! Значит он ходит рядом с нами, а мы не замечаем его! — воскликнул он.
— Успокойся, Котуся, ну что ты разволновался? — начал утешать его Робин, который и сам был испуган происшедшим. — Сегодня мы долетим до замка Аламут, оставим там рубин, и все неприятности закончатся.
Кот горестно вздохнул, свернулся в кресле клубочком и затих. Он погрузился в глубокую меланхолию и, когда Робин вновь решил развеселить его, лишь промолвил слабым голосом:
— Оставьте меня! В эти последние часы я хочу лишь одного: покоя и тишины.
Между тем, на корабле было объявлено осадное положение. Матросы, Бабушка и Робин вновь систематически обследовали все закоулки «Непобедимой Манны» в поисках асасина. Несмотря на героические усилия всей команды, разбойника найти не удалось. Пока команда обшаривала корабль, Тиан Обержин на камбузе готовил торт с изюмом и сгущеным молоком, чтобы хоть немного порадовать несчастного Кота.
Кот и в самом деле заглянул на камбуз, но при виде кока он принял самый несчастный вид и простонал:
— Съешьте этот милый тортик в память о Коте Саладине, который так любил иногда подкрепиться чем-либо подобным.
Тиан Обержин побледнел и на глаза его навернулись слезы.
— Может быть вы согласитесь попробовать хоть маленький кусочек торта, мсье Саладин? — спросил он. — Десерт будет подан в кают-компанию в половине четвертого.
— Увы, Тиан, — ответил Кот, вздыхая, — в моем положении не пристало предаваться суетным утехам. Когда вы будете лакомиться в кают-компании, я буду думать о вечном, о том, что ждет когда-то нас всех, но с чем мне предстоит познакомиться раньше других.
Повар не нашелся, что ответить, и Кот закончил разговор, сказав печально:
— Прощайте, милый друг. Вспоминайте меня иногда!
Между тем Робин в боевой рубке прочерчивал курс корабля по карте Жуанвиля. Сопоставляя ее неточные указания с подробными, но непривязанными к карте записями Марко Поло, он пришел к выводу, что до Аламута уже совсем близко. Всматриваясь в складки суровых горных кряжей, мимо которых лежал теперь их путь, Робин пытался угадать, на какой именно из скал свили свое гнездо асасины, где находился знаменитый райский сад Исчезнувшего Имама? Бинокль выхватывал то бездонные пропасти, то снежные пики, то изгибы ледников, то коварные осыпи и ледопады, но ничего, напоминающего развалины замка, видно не было.
Наконец прозвенел гонг к обеду. Бабушка и Робин уселись за столом в кают-компании, а Кот прислал с вахтенным матросом записку, в которой просил извинить его за вынужденное отсутствие. Матрос шепотом пояснил, что Кот пишет завещание.
Обед над горными кручами Персии изобиловал рыбными блюдами. Тиан Обержин пустил в ход те морские деликатесы, которыми снабдил его повар тамплиеров в Замке Паломника. Робин и Бабушка с большим трудом вскрывали панцыри крабов и разделывали клешни омаров. В середине обеда наконец появился Кот, мрачный, как туча.
— Завещание лежит в пакете с сургучной печатью в верхнем ящике моего орехового бюро, — сказал он и, не проронив больше ни слова, занялся огромным осьминогом, зажаренным на решетке. Робин и Бабушка смотрели на Кота с состраданием. Вдруг, переведя взгляд на иллюминатор за спиной Кота, Робин обнаружил, что в какой-то сотне метров от корабля проплывает черная, похожая на сундук скала с разрушенной крепостью на вершине.
— Аламут! — закричал он и бросился к иллюминатору. Все остальные последовали за ним.
Зрелище было и вправду захватывающим. Скала обрывалась вертикальными стенами без единой расщелины в глубокие пропасти, затянутые туманом. Над главной башней крепости, все еще величественной, несмотря на разрушения, парил орел. Верхушка скалы была обширной, ровной площадкой, обнесенной древними, кое-где обвалившимися стенами. Как ни странно, на такой высоте росли давно одичавшие фруктовые деревья и даже протекал ручей, который рушился в одну из пропастей, рассыпаясь на тысячи брызг. Кроме шума водопада, ничто не нарушало царящего вокруг безмолвия. Робин различил бродившую возле ручья серну. Значит, сюда все-таки можно забраться? — подумал он.
Тиан Обержин тоже засмотрелся на серну, которую он оценивал, вероятно, с гастрономической точки зрения. Между тем, из камбуза отчетливо запахло горелым. Увлеченные разглядываньем скалы Аламута, путешественники не обратили внимания на запах, и только Кот, чье чувствительное обоняние давно уже говорило о том, что в духовке забыт торт, молча страдал. Наконец, желание спасти великолепный десерт пересилило в Саладине скорбные мысли, и он со всех лап ринулся на камбуз, восклицая
— Мой тортик! Мой тортик горит!
Тиан Обержин, очнувшись, ринулся было вслед за Котом. Внезапно, из камбуза донесся страшный, душераздирающий вопль Саладина. Все устремились на звук, мешая друг другу и толкаясь на трапах. Тиан Обержин и Робин первыми вбежали на камбуз. Возле открытой двери гигантского холодильника, в котором хранились продукты неприкосновенного запаса, стоял здоровенной бородатый мужчина с клетчатой повязкой на голове. В одной руке он держал длинный нож с можжевеловой рукояткой. Другая его рука
