Мы знаем, кончится война, Тося и Виктор поженятся. Не надо их спрашивать об этом, они всё равно не ответят, а взгляд, которым они изредка обмениваются, понятен без слов. Я их не представляю себе порознь.
Зайдаль и Курнешов тихо беседуют в углу. Василий получил письмо их детдома.
— С учёбой очень плохо. Ребята целыми днями работают на подсобном хозяйстве.
Самый последний. Как всегда с большим опозданием, является батальонный врач капитан медслужбы Саша Идельчик.
— Я опоздал немного — неимоверно фальшиво пытается запеть Саша.
Андрейка чинно отвешивает поклон:
— Саше, Шолом Алейхем.
— О! Саша! — строго командует адъютант штаба, — прошу вас пару свежих анекдотов.
— Вот это могу! Сгорел склад боеприпасов. В суд вызывают Абрамовича и просят рассказать о том, что он видел.
— Саша, — предусмотрительно перебивает его Вася Лысиков, — учти, что за спиной Кожина скрывается твоя подопечная.
— Прожерина! В этом богоугодном заведении? Нет, тогда как назло, все приличные анекдоты вылетели из головы.
И благородное собрание приступает к утверждению статута и норм поведения содружества. Председателем избирают меня. Мне это очень приятно, тем более, что я самый молодой член содружества. Я искренне благодарю товарищей. Документы зачитаны. Оба документа торжественно скрепляются двенадцатью подписями (Наум Комм и Тося гости). Наум исполняет туш.
Высокое собрание освящает торжественный акт самогоном. Романченко получает двойную порцию, пьёт, ругается, спохватившись, глотает последние буквы и под общий хохот платит первый колоссальный штраф, так как присутствует 14 человек, да ещё среди них девушка.
Собираемся часто. Вечер — «Поэзия Маяковского».
Раздобываем два сборника Избранных стихов. Это для тех, кто не знает наизусть, но почти все читают по памяти.
Вася Лысиков нажимает на лирику, Андрюша удивил нас стихами для детей, Иван Белоус читает что- то из переведенного на белорусский. Мы почти ничего не понимаем, но всё равно считается, и всё равно здорово.
Требуем от Хангени переводов на нанайский, но он, искренне огорчённый, заявляет, разводя руками:
— Честное слово, ребята, на нанайский ещё не перевели. — И потом сокрушённо добавляет. — Понимаете, война помешала, а то бы уже было, честно. У нас совсем другое — едет нанаец, что видит, про то и поёт…
Романченко долго упирается и вдруг, махнув рукой, встаёт:
— Я вам наизусть. Сейчас. — И изрядно спотыкаясь на строчках и непрерывно подглядывая в книжку, он двигает «Левый марш». Без ошибок и подглядываний он читает только повторяющееся
Я читал главным образом из поэм — «В. И. Ленин», «Облако в штанах», «Хорошо», «Во весь голос».
Прекрасно читает стихи о загранице Саша Идельчик, а Зайдаль — отрывки из пьес поэта.
Расходимся во втором часу ночи, утомлённые и довольные. Иду провожать.
Пропуск — «Планка».
Товарищи расходятся по землянкам, и со всех сторон несутся сдержанные окрики часовых:
— Стой, кто идёт! — И совсем тихо. — Пропуск?
Окончился первый вечер нашего содружества — вечер «Поэзия Маяковского».
По просьбе редакции газеты «Доброволец» проводим обсуждение рядового номера газеты и коллективно пишем статью в газету.
Вечер «Письма родных и близких». Каждый читает одно, два письма, полученных за последнее время от родных и от девушек. Это вечер большой теплоты и откровения.
Высылаем крупные суммы денег матери Ивана Белоуса и старикам Андрюши Родионова.
Вечер стихов Ильи Эренбурга. Оказывается, почти никто не знает, что Эренбург пишет стихи. Я рассказываю о встрече с писателем и поэтом в школе весной 1940 года и читаю несколько стихотворений, последним — «Разведка боем».
С первой строчки все насторожились, почуяв что-то родное.
Адъютант Василий Курнешов приглаживает пробор и слегка выпрямляется.
Андрюша и Борис переглянулись, Зайдаль сидит, закинув голову, а Романченко сопит и ковыряет каблуком пол.
Тишина. Зорька Нерославский осторожно берёт у меня маленькую синюю книжицу. Переворачивает несколько страниц и читает, читает вдохновенно, почти не останавливаясь на знаках препинания. Он ворошит и без того всклокоченную шевелюру, на высоком лбу выступили капельки пота. Совсем ребячьи карие глаза вдруг заблестели сталью, слегка шевелятся кончики ноздрей.
У Зорьки книгу стихов берёт Виктор Кожин. В этой землянке он читает стихи впервые.
