видимо, укрепились иллюзии по поводу прочности своего положения. Сталин в целом был доволен ходом подготовки процесса над «ленинградцами». По некоторым данным, в окружении Абакумова в этот период даже распространялись слухи о возможности назначения Абакумова в Политбюро[398]. Однако через некоторое время после расстрела «ленинградцев», 31 декабря 1950 года, было принято постановление Политбюро, свидетельствовавшее о том, что перспективы Абакумова не столь очевидны. Согласно этому постановлению, количество заместителей министра увеличивалось с четырех до семи. На важный пост заместителя министра по кадрам вместо ближайшего сотрудника Абакумова М. Г. Свинелупова выдвигался заведующий административным отделом ЦК ВКП(б) В. Е. Макаров. В Москву в качестве начальника Главного управления охраны МГБ СССР на железнодорожном и водном транспорте переводился близкий к Берии С. А. Гоглидзе, ранее прозябавший в должности начальника управления МГБ Хабаровского края[399].
Некоторые отметки в подлинном протоколе заседаний Политбюро указывают на ряд важных обстоятельств принятия этого постановления. Из них следует, что проект документа был подготовлен уже в августе 1950 года. Скорее всего, Сталин отложил решение вопроса о реорганизации в МГБ до завершения процесса над «ленинградцами». В подлиннике протокола на первой странице постановления сохранилась резолюция Поскребышева: «Заготовить. 1 экземпляр] послать т. Маленкову и окончательно оформить после его звонка»[400]. Это свидетельствует о прямой причастности Г. М. Маленкова, а значит аппарата ЦК ВКП(б) к подготовке реорганизации МГБ. Сталин в данном случае использовал традиционную схему — чистка органов руками партийного аппарата.
Суть кадровых перестановок заключалась в том, что Абакумов окружался новыми людьми и лишался некоторых из своих соратников. Скорее всего, партийный функционер Макаров, получивший поручение заниматься кадрами МГБ, должен был подготовить новую реорганизацию этого ведомства. Однако что касается судьбы самого Абакумова, нельзя утверждать, что Сталин уже в декабре 1950 года предрешил его физическое уничтожение. События вполне могли развиваться по сценарию 1946 года, когда предшественник Абакумова Меркулов, подвергшийся резкой критике, сохранил не только жизнь, но и положение в номенклатурной системе. Однако в судьбе Абакумова роковую роль сыграл донос одного из его подчиненных — подполковника М. Д. Рюмина.
В доносе, который Рюмин подал на имя Сталина 2 июля 1951 года, Абакумов обвинялся в различных преступлениях, главным образом в том, что он тормозил расследование дел о группе врачей и молодежной еврейской организации, якобы готовивших покушения против вождей страны [401]. Обстоятельства появления заявления Рюмина почти неизвестны. Рюмин мог подать заявление как по собственной инициативе, так и по подсказке сверху. Сам Рюмин, арестованный после смерти Сталина, на допросе показывал, что написать донос его заставила боязнь за собственную судьбу. Дело в том, что в 1950 году Рюмин забыл в служебном автобусе папку с важными документами, за что получил взыскание по служебной и партийной линии. Кроме того, в мае 1951 года управление кадров МГБ начало проверку сведений о ближайших родственниках Рюмина и выявило, что он скрыл ряд компрометирующих фактов. Рюмин написал рапорт по этому поводу, но и в нем не стал упоминать, что его отец торговал скотом, брат и сестра осуждены, а тесть в годы Гражданской войны служил в армии Колчака[402]. Эти признания Рюмина похожи на правду. Напомним, что с начала 1951 года в МГБ из партийного аппарата был назначен новый заместитель министра по кадрам, что явно предполагало проверку аппарата министерства. Донос Рюмина вполне мог быть следствием этой проверки, затеянной Сталиным. Скорее всего, Сталин рассчитывал получить именно такого рода доносы, а поэтому бумага Рюмина сразу же попала в центр внимания высшего руководства страны.
Пока неизвестны документы, позволяющие точно выяснить, каким образом заявлению Рюмина был дан ход. Помощник Маленкова Д. Н. Суханов в своих воспоминаниях утверждал, что именно Маленков передал донос Сталину[403]. Вполне возможно, что какой-то первоначальный донос Рюмина был с чьей-то помощью (например, того же Маленкова) переработан и заострен. Несомненно, однако, что любые усилия скомпрометировать Абакумова не имели бы успеха, если бы это не соответствовало намерениям Сталина. 4 июля 1951 года Политбюро приняло постановление: «Поручить Комиссии в составе тт. Маленкова (председатель), Берии, Шкирятова и Игнатьева проверить факты, изложенные в заявлении т. Рюмина и доложить о результатах Политбюро ЦК ВКП(б). Срок работы Комиссии 3–4 дня»[404]. Способ оформления этого постановления дает основания для некоторых предположений. В подлинном протоколе постановление было написано рукой Маленкова и не сопровождалось никакими отметками о голосовании. Обычно это происходило в тех случаях, когда вопрос решался на встречах Сталина с его ближайшими соратниками. Поскольку 4 июля 1951 года в кремлевском кабинете Сталина никакие заседания не зафиксированы, можно предположить, что вопрос решался на сталинской даче. В рукописном варианте постановления, записанном Маленковым, не упоминался в качестве члена комиссии заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) С. Д. Игнатьев. Его фамилия была внесена секретарем в машинописный текст постановления с припиской: «Исправление внесено по указанию т. Маленкова 5.VII». Вероятно, решение о включении Игнатьева в состав комиссии было принято в ночь на 5 июля на заседании в кабинете Сталина, где с 0 часов 30 минут присутствовали Молотов, Булганин, Берия, Маленков, с 1 часа к ним присоединился Абакумов, а с 1 часа 40 минут — Рюмин[405]. Экстренное привлечение Игнатьева, который вскоре сменил Абакумова на посту министра, могло свидетельствовать как о том, что Сталин до последнего момента не определился с судьбой Абакумова, так и о том, что он оттягивал выбор нового министра. Однако скорее всего, Сталин из осторожности по обыкновению не хотел раньше времени раскрывать свои намерения.
В отведенные несколько дней комиссия Политбюро, опираясь на заявление Рюмина, провела допросы как самого Абакумова, так и его заместителей и начальников подразделений МГБ. В результате донос Рюмина был признан объективным. 11 июля 1951 года Политбюро приняло решение «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР»[406]. Обвинения против Абакумова были выдвинуты по нескольким пунктам. Прежде всего, ему поставили в вину прекращение дела против врача Я. Г. Этингера, арестованного в ноябре 1950 года и признавшегося под пытками, что он «имел террористические намерения» и «практически принял все меры к тому, чтобы сократить жизнь» А. С. Щербакова, секретаря ЦК ВКП(б), умершего в 1945 году. Абакумов, как говорилось в постановлении, «признал показания Этингера надуманными» и приказал прекратить следствие в этом направлении. Более того, в постановлении утверждалось, что Абакумов намеренно умертвил Этингера с целью пресечь следствие. Абакумов якобы приказал поместить больного Этингера в сырую и холодную камеру. «Таким образом, погасив дело Этингера, т. Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства», — говорилось в постановлении Политбюро. Далее, Абакумов был обвинен в том, что скрыл от высшего руководства страны материалы следствия по делу Салиманова, бывшего заместителя генерального директора акционерного общества «ВИСМУТ», бежавшего к американцам, но арестованного в августе 1950 года в Германии, а также по делу «еврейской антисоветской молодежной организации», арестованной в Москве в январе 1951 года, и якобы готовившей террористические акты против руководителей Политбюро. Наконец, Абакумову поставили в вину нарушения в ведении следствия — составление фальсифицированных протоколов допросов и затягивание расследования дел сверх сроков, установленных законом.
Политбюро постановило снять Абакумова с работы министра государственной безопасности и передать его дело в суд. Несколько высокопоставленных работников МГБ были освобождены от должностей и исключены из партии. Еще нескольким объявлены выговоры. Постановление обязало МГБ возобновить следствие по делу о «террористической деятельности» группы врачей и «еврейской антисоветской молодежной организации». Наконец, С. Д. Игнатьев был назначен представителем ЦК ВКП(б) в Министерстве государственной безопасности, что фактически предопределяло его последующее назначение новым министром. 13 июля это постановление было включено в закрытое письмо ЦК ВКП(б), предназначенное для рассылки руководителям местных партийных организаций (от республик до областей) и подразделений МГБ[407]. В письме (помимо изложения постановления от 11 июля) содержался призыв к партийным руководителям «всемерно усилить свое внимание и помощь органам МГБ в их сложной и ответственной работе». Такие призывы усилить партийный контроль в МГБ были подкреплены
