основой «левого», точнее — «левацкого» терроризма, получившего наиболее широкое распространение в середине прошлого века.
Следует также отметить, что феномен политического терроризма привлек внимание отечественных правоохранительных органов еще во время своего зарождения в середине XIX века.
И если первым российским криминологическим исследованием феномена политического терроризма можно считать работу Н.Н. Голицына «Хроника социалистического движения в России. 1878—1887. Официальный отчет», подготовленную в 1888 г., то следующим стала книга генерала Отдельного корпуса жандармов
А.И. Спиридовича «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники», выдержавшая два издания в 1916 и 1918 гг.
Следует также подчеркнуть, что для названных и других первых отечественных исследований феномена терроризма было характерно понимание его социальной обусловленности, в связи с чем «рецепты» лечения этой «дурной болезни общества» отнюдь не ограничивались лишь только репрессивными мерами.
Мы специально обращаем внимание на данные обстоятельства, поскольку, по нашему мнению, деструктивно-разрушительный, социально-криминальный феномен «левого» терроризма отнюдь еще не стал достоянием прошлого и не исчерпал своего разрушительного потенциала.
Не следует только ошибочно олицетворять российских социал-демократов (большевиков) с адептами и апологетами «революционного терроризма» [4].
По нашему глубокому убеждению, обращению к терроризму, во всем многообразии его деятельностно-криминальных проявлений, предшествуют глубокие духовно-нравственные и психологические трансформации личности, что необходимо учитывать для организации эффективной системы противодействия и криминологической профилактики терроризма.
И, хотя мне могут и не поверить некоторые читатели, мои коллеги-чекисты и сегодняшние сотрудники ФСБ России немало делали и делают для того, чтобы приемами профилактического воздействия не допустить становления отдельных наших сограждан на безусловно преступный путь деятельности. Предупреждая не только бессмысленное кровопролитие, но и спасая жизни и судьбы тех, кто мог решиться на понстине самоубийственные безрассудные и бессмысленные преступные деяния.
Новая вспышка политически мотивированного насилия, нередко принимавшая формы терроризма, произошла в России после Октябрьской революции 1917 г., а затем в 30-е годы [5]. На борьбу с террористическими проявлениями были направлены советские органы государственной безопасности.
После окончания Великой Отечественной войны для борьбы с терроризмом в структуре нового Министерства государственной безопасности (МГБ) в 1946 г. был образован специальный отдел «Т» («борьба с террором»).
Все подразделения МГБ, получавшие соответствующую информацию о наличии террористических замыслов или намерений, должны были передавать ее в этот отдел, который определял дальнейший ход расследования — принимался за него самостоятельно или давал по нему указания подразделению, первым получившему исходные данные.
Немалое количество дел и сигналов, а также террористических акций в конце 40 — начале 50-х годов приходилось на западные районы Украины и Белоруссии, а также республики Прибалтики, где сохранились и продолжали действовать националистические подполья и связанные с ними «повстанческие» группы «сопротивления» («лесных братьев»).
Нередко «акции» «групп сопротивления» принимали характер боестолкновений с милицией и гарнизонами РККА, в ходе которых гибли мирные жители, включая детей, женщин и стариков. Поскольку некоторые из указанных «повстанческих групп» имели связи со спецслужбами иностранных государств — в первую очередь Великобритании, работа на этом направлении контрразведывательной деятельности направлялась отделом 2-Н Второго Главного управления МГБ СССР.
После образования в марте 1954 г. Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР этот отдел стал 2-м отделом 4-го управления.
Позже, при реорганизации структуры КГБ в феврале 1960 г., штат и функции этого отдела, как и иных подразделений управления, были переданы во 2-е Главное управление.
Задача борьбы с возможными террористическими проявлениями была поставлена перед всеми подразделениями органов КГБ, но единого учетно-координационного органа по организации противодействия терроризму в центральном аппарате Комитета не стало.
Эти реорганизации свидетельствуют о том, что количество и масштаб проявлений был незначителен (бывали, правда, отдельные факты попыток покушений на выборных партийных работников, председателей колхозов и сельсоветов, других местных номенклатурных «государственных или общественных деятелей, представителей власти», что первоначально могло квалифицироваться как «террористический акт», однако впоследствии при исследовании субъективной стороны этих деяний они, как правило, получали иную уголовно-правовую квалификацию) и что это направление оперативной работы органов КГБ отходило на задний план.
Так, 8 августа 1980 г. в поселке Чолпон-Ата невдалеке от Фрунзе (ныне г. Бишкек, Киргизия) был убит председатель Совета министров этой республики С.Ш. Ибраимов, что первоначально также было квалифицировано как «террористический акт» (в действительности же, как установило следствие, он стал жертвой психически больного человека).
Общей установкой в плане противодействия террористическим проявлениям являлась организация работы по недопущению хищения и розыск похищенного оружия и боеприпасов, их незаконного оборота на территории СССР, которая ставилась перед всеми подразделениями органов КГБ.
Одной из первых акций террора после создания КГБ стал расстрел присутствовавших на праздничной трибуне во время демонстрации 1 мая 1955 г. в Архангельске.
Еще одним бессмысленным кровопролитным актом драмы стала бойня, учиненная 8 сентября 1968 г. двумя дезертирами на железнодорожном вокзале в Курске, в результате которой погибли 8 человек, включая 4-х заложников.
В тот же день «Радио «Свобода» сообщило, что якобы эта преступная акция является «восстанием несогласных с вводом войск Варшавского договора в Чехословакию».
Следующей и получившей значительную огласку акцией терроризма стал обстрел 22 января 1968 г. дезертировавшим из части младшим лейтенантом В. Ильиным правительственного кортежа у Боровицких ворот Кремля, в результате чего погиб водитель-сотрудник управления охраны КГБ [6].
Однако еще до этого трагического происшествия в системе КГБ, в его 5-м управлении в июле 1967 г. был образован 5-й отдел, на который возлагалась функция предупреждения и пресечения террористических акций и намерений.
При образовании 5-го управления, согласно приказу председателя КГБ от 25 июля 1967 г. 0096, на его 5-й отдел были возложены задачи:
— оказания практической помощи местным органам КГБ по предотвращению массовых антиобщественных проявлений;
— розыск авторов анонимных антисоветских документов — листовок, «воззваний», «обращений», инструкций и т.п., — содержащих угрозы или призывы к совершению государственных преступлений, насильственных противоправных действий;
— проверка и организация работы по сигналам о вынашивании террористических намерений.
При создании этого отдела руководство КГБ исходило из того, что террористические акции могут быть следствием враждебного идеологического воздействия на социальные группы и отдельных граждан, вовлеченных в разного рода негативные социальные процессы, а также вызваны «подражанием» зарубежным террористическим группам, весьма активно действовавшим как на Ближнем Востоке, так и в ФРГ, Великобритании, Франции.
По поводу розыска авторов анонимных документов, содержавших угрозы осуществления террористических действий, Ф.Д. Бобков отмечал, что, как показывал опыт, к ним следовало относиться серьезно, поскольку нередко их исполнители извещали о своих намерениях рассылкой анонимных требований или ультиматумов. С рассылки анонимных угроз начал В. Ильин, в декабре 1968 г. осуществивший покушение на кортеж Л.И. Брежнева. С этого же начал и А. Шмонов, стрелявший в М.С.
