Установив, что обвиняемый вместе с жертвой, продолжая пребывать в вышеозначенной капусте, в процессе остановки идущей носом крови расположились на лежащем там плаще и мило беседовали, судья неохотно согласился.
Адвокат взял быка за рога.
— Там есть жилые дома? — вежливо спросил он.
— Есть, — ответил Климчак. — И довольно близко. Метрах в двадцати.
— А может, там и собака была?
— Была.
— Она лаяла?
— Лаяла, она меня не знает, вот я и боялся…
Тогда понятно при чём здесь капуста! Собака бегала на длинной проволоке, и слегка смутившемуся Климчаку пришлось объяснить, что иначе как по капусте её обойти было никак нельзя, а в контакт с чужой собакой он вступать не рискнул. Защитник поблагодарил, а уж как Патриция была ему благодарна!
Судья снова впрягся в работу и по своему обыкновению проскочил очередной фрагмент обсуждаемых событий, так как на сцене ни с того ни с сего появилась простыня. Откуда на стройке взялась простыня?
Оказалось, что была предварительно выстирана, разложена на досках, чтобы просохла, и забыта невестой обвиняемого. А вот теперь пригодилась.
— Мы решили перебраться, где потеплее… — продолжал Климчак.
— Плащ там уже лежал? — хотел удостовериться судья.
— Да. А про простыню я вспомнил и забрал с собой, чтобы условия создать.
— В дом она вошла добровольно?
— Да, мы спустились в подвал.
— А разве там не было камней? Мусора?
— Ни в коем случае! — оскорбился Климчак. — Там всё чисто было. Я постелил плащ и простыню. Она вместе со мной стелила.
— Продолжайте.
— Я снял пиджак и сказал Руцкой, чтоб раздевалась.
— И она разделась?
— Кофточку не сняла, холодно было, — честно признался насильник.
— Вы силу применяли?
— Незачем было.
Судья справился в бумагах.
— А у неё на ногах были синяки.
— Что? — удивился Лёлик.
— Синяки у неё откуда?
Лёлик почувствовал себя оскорблённым:
— Может, где раньше себе посадила, может, в капусте. Я тут ни при чём. Во время полового акта я ей сказал, что она не девственница.
— А откуда такие познания? Большой специалист?
Очевидно было, что подсудимый обдумывал, как бы объяснить этому старому хрену, какой такой опыт служит источником его знаний.
— Девственницы так себя не ведут, — изрёк он в конце концов.
Судье явно по барабану было поведение девственниц, его гораздо больше интересовало поведение насильников.
— Вы били её по лицу?
Климчак категорически отверг такую напраслину. Судья продолжал цепляться:
— А откуда тогда следы? Врач констатировал, что у потерпевшей имелись отёки и припухлости.
— Не знаю, может, это тот, кто её подговорил…
— Подговорил её опухнуть?
— Не знаю, но я уверен, что кто-то её подговорил написать заявление.
Тут их диалог начал напоминать беседу слепого с глухим, каждый долдонил своё. Судья опять совершил скачок во времени.
— А после дачи что?
Патриция восхитилась выдержке Климчака, тот даже глазом не моргнул:
— Руцкая отправилась домой. Я её на такси отвёз.
— Когда вы узнали, что она подала заявление?
— На другой день.
— Вы считаете, что она это сделала со зла или как?
— Я считаю, что её подговорила Зажицкая.
— А что так разозлило Зажицкую?
Патриция уже в который раз почувствовала, что ей вряд ли когда доведётся наблюдать столь же идиотский допрос Климчак и в самом деле мог озвучивать таблицу умножения или телефонный справочник — старому брюзге было на это глубоко наплевать. Он сделает, что ему велено, даже если подсудимый будет отвечать по-китайски. Этот подлец Кайтусь выиграет пари!
Обвиняемый быстро воспользовался заданным вопросом:
— Мы с Зажицкой планировали… Она хотела бросить мужа и уехать вместе со мной и ребёнком. А я тем временем познакомился с Карчевской и передумал. Я считаю, что она таким макаром хотела мне отомстить.
Если он надеялся развернуть эту тему, то здорово ошибся. Судья ни с того ни с сего прервал личные контакты с насильником и передал его в распоряжение сторон. Ни одна из сторон бурной радости по этому поводу не выразила, но прокурор счёл всё же своим долгом продемонстрировать суду всю тяжесть вины подсудимого чудовища, пригвоздить его, так сказать, к позорному столбу, что, по мнению Патриции, у него не слишком-то получилось. По собственному прокурорскому мнению тоже, так как неожиданное решение судьи застало его врасплох. Размышлял он в этот момент совсем о другом и не сразу вспомнил о своих благородных намерениях.
— Когда вы вышли из тюрьмы? — начал обвинитель издалека, чтобы выиграть время, но сердитый сморчок окончательно потерял терпение:
— Это уже было! — с раздражением напомнил он, даже не думая понижать голос.
Кайтусь ловко скрыл своё замешательство.
— Сразу сошлись с Зажицкой?
— Да, — охотно признался Климчак.
— И
Патриция решила, что своеобразная речь судьи явно заразна. Обычно Кайтусь говорил по-польски абсолютно правильно.
— За день как познакомился с Карчевской. — Эпидемия накрыла и Климчака.
— А когда вы с ней познакомились?
— В середине августа.
— Значит, с середины августа вы порвали с Зажицкой?
— Не совсем, поскольку Карчевская то приезжала, то уезжала.
Кайтусю ситуация становилась ещё как понятна и даже близка.
— То есть вы сожительствовали одновременно и с Карчевской, и с Зажицкой?
— Только в лесу! — специально подчеркнул Климчак, что прозвучало так, будто характер местности свидетельствовал о его верности.
— Вы любите Зажицкую, живёте с ней, живёте с Карчевской… Как вы это объясните?
«Спятил, — сердито подумала Патриция, забыв на мгновение о брошке. — Разве такие вещи надо объяснять? Обратился бы к собственному опыту!»
Судья начал слушать внимательнее.
— Я к Карчевской поначалу серьёзно не относился, — подумав, объяснил слегка смущённый Лёлик. —
