Французская демократия

идеи, волновавшія во вс? времена массы, рождались прежде въ голов? мыслителей. Въ д?л? идей, мыслей, в?рованій, заблужденій массы никогда не были первыми по времени и, разум?ется, не будутъ первыми и въ настоящее время. Во всякомъ умственномъ д?л? первенство принадлежитъ личности; на это указываетъ самое взаимное отношеніе понятій первенства и индивидуальности. Но иде?, возникнувшей въ ум? отд?льной личности, трудно проникнуть въ массы; идеи, способныя увлечь массы, р?дко бываютъ вполн? справедливы и полезны. Поэтому для историка–философа особенно важно узнать, почему народъ бол?е склоняется къ одн?мъ идеямъ, ч?мъ къ другимъ; какимъ образомъ обобщаетъ онъ ихъ; какъ развиваетъ онъ ихъ въ своихъ обычаяхъ и учрежденіяхъ, которыхъ держится по преданію, пока законодатели и законники не овлад?ютъ заключенными въ нихъ идеями и не обратятъ ихъ въ статьи законовъ и въ судейскія правила.

Идея взаимности, какъ и идея общинности, также стара, какъ и само общество. По временамъ являлись высокіе умы, предугадывавшіе ея органическую силу и важность; но до 1848 года она никогда не пріобр?тала той важности, какую им?етъ теперь, когда, повидимому, ей предстоитъ первая роль. Въ этомъ отношеніи она сильно отстала отъ идеи коммунизма, которая, блеснувъ яркимъ св?томъ въ древнемъ мір? и въ средніе в?ка, благодаря краснор?чію софистовъ, фанатизму сектаторовъ и могуществу монастырей, – въ наши времена, казалось, готова была получить новую силу.

Принципъ взаимности былъ впервые выраженъ съ философскою глубиною и въ видахъ реформы въ томъ знаменитомъ положеніи, которое повторяли вс? мудрецы и которое, по прим?ру ихъ, наши Конституціи II и III годовъ включили въ Объявленіе правъ и обязанностей челов?ка и гражданина:

«Не д?лай другимъ того, чего не желаешь себ?;

«Д?лай другимъ то, чего желаешь отъ нихъ себ?».

Этотъ, такъ сказать, обоюдоострый принципъ, который всегда уважали и противъ котораго никогда не возражали, начертанъ, по словамъ конституціи III года, природою во вс?хъ сердцахъ; онъ предполагаетъ, что челов?къ во первыхъ свободенъ; во вторыхъ, что онъ способенъ къ познанію добра и зла; другими словами, что онъ по самой сущности своей способенъ къ справедливости. Эти дв? вещи, то есть свобода и справедливость, ставятъ насъ гораздо выше идеи власти, на которую, какъ мы вид?ли, опирается люксанбургская система.

Говоря языкомъ богослововъ–моралистовъ, эта великая истина была досел? для народовъ лишь ч?мъ?то въ род? сов?та. Судя по важности, которую она теперь пріобр?таетъ и потому, какъ требуютъ рабочіе классы ея осуществленія, она должна сд?латься запов?дью, т. е. получить положительно обязательный характеръ, словомъ, пріобр?сти силу закона.

Укажемъ прежде всего на прогрессъ, совершившійся въ этомъ отношеніи въ рабочихъ классахъ. Манифестъ шестидесяти говоритъ между прочимъ: «Всеобщая подача голосовъ была признаніемъ нашего политическаго совершеннол?тія; но намъ еще остается достичь соціальной независимости. Свобода, которую такъ энергически завоевало себ? третье сословіе, должна распространиться на вс?хъ гражданъ. Равноправность политическая необходимо предполагаетъ равноправность соціальную».

Другими словами это значитъ: «безъ соціальнаго равенства н?тъ равенства политическаго, и всеобщая подача голосовъ безсмыслица». Это доказывается не силлогизмомъ, a уравненіемъ: политическое равенство = соціальному равенству. Основной принципъ этой новой формулы очевидно свобода личности.

«Буржуазія, достигшая раньше насъ независимости, поглотила въ 89 г. дворянство и уничтожила несправедливыя привилегіи. Намъ предстоитъ не уничтожать права, которыми справедливо пользуются средніе классы, а завоевать себ? одинакую съ ними свободу д?йствія».

И дал?е:

«Мы не мечтаемъ объ аграрныхъ законахъ, о химерическомъ равенств?, которое укладываетъ вс?хъ и каждаго на прокустово ложе; о д?леж?, maximum'?, усиленномъ налог? и проч. Прочь эти обвиненія! Пора прекратить эти клеветы, распространяемыя нашими врагами и повторяемыя нев?ждами. – Свобода, кредитъ, солидарность – вотъ наши мечты».

Онъ заключаетъ такъ: «Въ тотъ день, когда эти мечты осуществятся, не будетъ бол?е ни буржуа, ни пролетаріевъ, ни хозяевъ, ни рабочихъ».

Все это н?сколько двусмысленно. Въ 1789 году у дворянъ не конфисковали имуществъ; поздн?йшія конфискаціи были д?ломъ войны. Въ 89 г. ограничивались отм?ною н?которыхъ преимуществъ, несовм?стныхъ съ правомъ и свободою, которыя дворянство несправедливо присвоило себ?. Эта отм?на повлекла за собою уничтоженіе дворянства, какъ особаго сословія, его поглощеніе массою общества. Пролетаріатъ, правда, также не требуетъ, чтобы буржуазію лишали пріобр?тенныхъ ею имуществъ и вс?хъ ея правъ, которыми она пользуется справедливо. Но подъ юридическими и законными именами свободы, труда, кредита и солидарности онъ хочетъ провести н?которыя реформы, результатомъ которыхъ будетъ, безъ сомн?нія, уничтоженіе правъ, привилегій, словомъ, всего, что составляетъ исключительную принадлежность буржуазіи. Такимъ образомъ, теперь стремятся къ тому, чтобы не было ни буржуазіи, ни пролетаріата, то есть, чтобы буржуазія была поглощена въ масс? общества.

Въ новую революцію пролетаріатъ точно также поступитъ съ буржуазіей, какъ поступила она съ дворянствомъ въ революцію 89 г. Какъ революція 1789 г. была вполн? такъ точно справедлива будетъ и новая революція, которая прійметъ за образецъ свою старшую сестру.

Дал?е манифестъ развиваетъ свою мысль съ возрастающею энергіею.

«Мы не им?емъ представителей, мы, которые не хотимъ в?рить, что нищета – божественное учрежденіе. Милосердіе вполн? доказало и само признало свою несостоятельность быть основаніемъ соціальнаго устройства. Въ эпоху народнаго самодержавія, всеобщей подачи голосовъ, оно можетъ быть частной доброд?телью… и только. Мы не хотимъ быть ни кліентами, ни опекуемыми; мы хотимъ быть равными. Мы отвергаемъ благод?яніе и требуемъ только справедливости».

Смыслъ этого ясенъ: мы хотимъ того же, что получили вы, буржуа, наши старшіе братья.

«Наученные опытомъ, мы чужды ненависти къ людямъ. Мы хотимъ изм?нить самый порядокъ».

Таково заявленіе, предпосланное представительствамъ, противъ которыхъ возстала мнимодемократическая оппозиція.

Такимъ образомъ авторы манифеста чужды старой коммунистической и буржуазной рутины. Они не хотятъ ни привиллегій, ни исключительныхъ правъ; они покинули фантазію абсолютнаго равенства, которое укладываетъ челов?ка на прокустово ложе; они стоятъ за свободу труда, осужденную Люксанбуромъ въ вопрос? объ урочномъ труд?; они признаютъ конкурренцію, также осужденную люксанбурской системой, какъ грабежъ; они провозглашаютъ солидарность и отв?тственность; имъ не нужно покровительства, не нужно іерархій. Они хотятъ равенства достоинства, неустаннаго д?ятеля экономическаго и соціальнаго уравненія; они отвергаютъ милостыню и вс? благотворительныя учрежденія и взам?нъ ихъ требуютъ справедливости.

Большинство ихъ члены общества взаимнаго кредита, взаимнаго вспоможенія, которыхъ, по ихъ словамъ, тайно существуетъ въ столиц? тридцать пять; распорядители промышленныхъ обществъ, откуда коммунизмъ изгнанъ и зам?ненъ принципами взаимности и соучастія, признанными закономъ.

Дал?е, эти рабочіе требуютъ рабочихъ и хозяйскихъ камеръ, которыя взаимно пополняли, контролировали и уравнов?шивали бы другъ друга; исполнительныхъ синдикатовъ и присяжныхъ экспертовъ, словомъ, полнаго преобразованія промышленности подъ в?д?ніемъ вс?хъ участвующихъ въ ней [11].

Во всемъ этомъ, говорятъ они, мы основываемся на всеобщей подач? голосовъ. Однимъ изъ