конкурсе парикмахерского искусства. А вы собираетесь скрыть этот шедевр от глаз людских!
Чувствовалось, я ранила в нем душу художника. А мне вовсе не хотелось обижать мастера, ведь придётся и впредь пользоваться его услугами. В дверь постучали, вошёл Роман. Я постаралась объяснить маэстро безвыходность своего положения.
— Я всецело ценю создание ваших рук, месье, но посудите сами — не могу же я себя скомпрометировать. Я давно не была в Париже, возможно, здесь произошли изменения в моде, но у меня свои принципы…
— Вы шутите, мадам? — вскричал темпераментный француз. — Какие изменения, да шляп уже сто лет не носят, к тому же летом! Невзирая на семейное положение. То есть, я хочу сказать — такие волосы грех прятать!
Вот уж не подумала, что в первый же день по приезде в Париж стану ссориться со здешним куафером.
Я тоже рассердилась.
— Уж и не знаю, какие у вас здесь порядки, но, в конце концов, надо соблюдать приличия. Или у вас теперь и на похороны ходят в красном?
Парикмахер даже вздрогнул.
— Так мадам отправляется на похороны?
Тут безо всякого моего разрешения в разговор вмешался Роман. Вот уж никогда не подумала бы, что он забудется до такой степени.
— Госпожа графиня овдовела совсем недавно, — обратился он к французу. — И вы должны признать, что в провинции царят свои порядки.
Парикмахер совсем пал духом.
— Итак, все-таки похороны? — упавшим голосом произнёс он.
— Да нет же, — успокоил его Роман, — просто официальный визит к поверенному. Поймите, мадам графиня только что сняла траур, надо же считаться с её чувствами.
До парикмахера дошло. Он принялся кланяться и извиняться, одновременно умоляя не портить его парикмахерского шедевра, ибо такого ему уж точно никогда в жизни не повторить, а уж как я хороша без шляпы — ни в сказке сказать! Взгляд в зеркало подтвердил его мнение, но не это явилось решающим аргументом. У меня просто достало здравого смысла признать, что в шляпе я буду выглядеть на парижской улице и вовсе белой вороной. Особенно утверждали в этой мысли только что просмотренные модные журналы.
— Хорошо, — снизошла я, — сделаем так, как желает месье. А впредь будем предварительно оговаривать наличие головного убора. Завтра прошу явиться к десяти утра. И счастье, месье, что ваша невежливость уступает вашим талантам.
Ставший пурпурным от стыда француз опять принялся виться в поклонах, заверяя, что он не всегда такой невежливый с уважаемыми клиентками, просто в моем случае он создал совершенно потрясающий шедевр, что и заставило его забыться.
Не желая больше выслушивать его комплименты, я махнула рукой, и он поспешил удалиться со своей китаянкой и хитрыми приборами. Роман доложил, что столик в ресторане заказан и времени до встречи с месье Дэспленом в обрез. А я не одета! В панике бросилась перелистывать журналы и пришла к выводу, что таких одеяний не только не найдётся в моем гардеробе, но я ни за что не рискну появиться в них на людях. С равным успехом я могла бы завернуться в оконную занавеску.
Бросив журналы, я поспешила к шкафу, куда горничная повесила мои платья. Только теперь стал мне понятен её удивлённый взгляд, когда она развешивала мои платья. Ни одно из них не походило на те, что фигурировали в модных журналах. И я приняла революционное решение!
Вот это платье — самое скромное. Состоит из двух частей. Юбка нужной длины, то есть до земли, даже с небольшим шлейфом сзади. На эту юбку надевалась верхняя, более короткая, всего до щиколотки. И я решила ограничиться лишь верхней частью! В жар меня бросило при виде собственной персоны в зеркале, столь непристойно одетой. Подумать страшно, что бы сказала тётка Евлалия! Все ноги на виду! И толстые серые чулки, и туфельки!
Отвернувшись от зеркала, я вышла в коридор, где в ожидании меня прохаживался Роман, и неожиданно для самой себя поинтересовалась у слуги:
— Не слишком ли я вызывающе одета, что Роман скажет?
— Да ведь теперь такая мода пошла — каждый ходит в чем хочет, — со всей почтительностью отвечал слуга. — А милостивая пани, как всегда, выглядит элегантной дамой. Боюсь лишь, жарко пани будет. Здесь, в отеле, у них ведь работает кондиционер.
— Спустимся на лифте! — потребовала я. — Что, ты сказал, у них работает?
Роман тем временем нажал кнопку лифта, которая тут же засветилась рубиновым цветом, и поднял голову. Следуя его примеру, я увидела, как над дверью лифта побежали цифры, попеременно зажигаясь и гаснув. Когда зажглась двойка, дверца раздвинулась, и мы оба вошли в уже знакомую мне клетку.
— Кондиционер, это такая установка для охлаждения, — пояснил Роман. — Вот, скажем, сейчас, когда стоит жара, установка пускает охлаждённый воздух, и сразу дышать легче. И влажность регулирует.
Наверное, это очень хорошо, когда регулируется влажность, но я все равно ничего не поняла, да и не пыталась понять. Сейчас меня страшил ресторан, куда я в одиночестве направлялась обедать. Ни за что на свете не отправилась бы я туда одна, без сопровождения мужчины, но уж очень хотелось увидеть вблизи современных женщин, не то я приказала бы подать обед в номер. Неужели и в самом деле я увижу и непристойные одеяния, и непристойный макияж, как в журналах?
Метрдотель усадил меня за маленький столик. Я заказала лёгкое белое вино, бросив взгляд на меню, выбрала салат из омара и куру с овощами, после чего осмелилась украдкой оглядеться.
Ну так и есть, я увидела точно то же, что было в журналах. Царствовала нагота, превосходящая всякое понятие. Обнажены не только руки и плечи, но и ноги. Правда, некоторые дамы были в длинных платьях, но с такими разрезами, из-под которых должны были выглядывать драгоценные ткани нижнего платья, здесь же во всем безобразии представали ноги до самого конца. Прямо Содом и Гоморра! Вот за соседний столик села молодая женщина, и я с ужасом констатировала — на ней не только не было корсета, но даже и лифчика. Голый бюст бесстыдно просвечивал сквозь прозрачную ткань!
В ужасе закрыв глаза, я открыла их, лишь почувствовав рядом с собой Романа. Какой молодец, что оказался тут в тяжёлую для меня минуту!
— Где я? — холодно поинтересовалась я. — В ресторане отеля «Ритц» или в публичном доме?
— В ресторане отеля «Ритц», проше пани. Мода и обычаи очень изменились. Слева от пани, под пальмой, сидит Бенедикта Датская, в публичном доме она бы не сидела.
— Кто такая Бенедикта Датская?
— Сестра королевы Маргериты.
— Какой королевы Маргериты?
— Королевы Маргериты Датской. Я ошарашенно молчала — ни о какой Датской Маргерите мне не доводилось слышать. В Англии царствовала королева Виктория, за эти восемь лет я могла и проморгать изменения на европейских тронах. В Дании вполне могла править королева Маргерита, а её сестра — сидеть со мной в одном зале.
Нет, я не уставилась, как какая-нибудь неотёсанная провинциалка, на августейшую особу, я оглядывала её украдкой. И должна признать, моя кухонная девка, отправляясь в корчму, выбрала бы себе наряд поприличнее! Как особа королевского рода могла так ужасно вырядиться? Кофтёнка и до пупа не доходит, обтрёпанная какая-то, а ниже… Езус-Мария! Никакой юбки, коротюсенькие панталончики в полосочку, что же это такое? Новейшая придворная мода? Неужели и мне придётся, отправляясь ко двору, точно так же одеваться? Да у меня просто не сыщется столь обшарпанной рубашки.
Словно этого было мало, Роман вполголоса сообщил:
— А напротив неё сидит шейх из Саудовской Аравии в обществе герцогини фон Фалькендорф, которая твёрдо решила выйти за него замуж, — если милостивая пани готова слушать светские сплетни.
Я невольно взглянула туда, куда кивнул Роман. Что ж, арабские одеяния хотя бы пристойные, человека закрывают целиком, и на том спасибо. А вот герцогиня, красивая белокурая толстушка, вырядилась в одеяние, целиком составленное из кисточек, которые при малейшем движении женщины то тут, то там
