– Нам идти еще около семи километров, – сказала агент ноль двадцать два. – С нашей теперешней скоростью – это около одного часа десяти минут. Правда, впереди у нас мокрые камни.
Защокин и Филимонова стояли у самого подножия гигантской кучи камней, образованной камнепадом.
– Смотрите! – вдруг сказал Александр Павлович.
Под камнями виднелась чья-то сумка. Это были вещи Рязанцева и Евы. В ту же секунду над головами академика и разведчицы пролетел вертолет, направлявшийся прочь от биостанции.
– ФСБ, – прищурилась Филимонова. – Вероятно, на биостанцию уже прибыл спецназ. К слову, я предлагала генералу Томпсону сообщить российской госбезопасности наши выводы о том, что барионикс представляет собой смертельную опасность, но он сказал, что русские все равно ничего не боятся. Ни Наполеона, ни фашистов, ни динозавров, ни бен Ладена. И запугивать их еще не родившимся монстриком бесполезно.
Академик расхохотался.
– Это правда, – кивнул он. – Так и есть. Кстати, чем мотивировало свое задание ваше разведуправление, выдавая вам ордер на уничтожение динозавра? Барионикс-то от Европы далеко. Вряд ли добежит или доплывет.
– А вдруг они размножатся? – ответила Марьяна. – Проблему надо давить на корню.
– А как же научный прогресс?
– А как же ядерная бомба? Это ведь тоже отчасти научный прогресс!
Они улыбнулись друг другу.
– Я думаю точно так же, как и вы, – сказал Защокин, – меня просто интересовала ваша мотивировка, Мэри.
– Меня зовут Марьяна, – поправила Филимонова. – И я уже жалею о собственной откровенности.
– И правильно жалеете, – сказал академик, – потому что я собираюсь воспользоваться переданной вами информацией в личных целях.
Он обнял Марьяну за плечи и притянул ее к себе.
– Это шантаж? – спросила Филимонова, отвечая на поцелуй.
– Да, – кивнул академик. – К слову, я вдовец.
– У меня опасная работа. Я не завожу серьезных отношений, – сказала Марьяна, выскальзывая из объятий академика.
– Скажите лучше прямо, что предпочитаете молодых мужчин, – вздохнул Александр Павлович.
– Да, – твердо сказала агент Европола после паузы.
Она решила не давать воли зарождавшемуся в ней чувству. В конце концов, Марьяна была на службе, а не совершала курортный вояж в горы. И роман был бы абсолютно неуместен в этих условиях.
Алена ждала и ждала Манусевича, а тот все не приходил. Она осталась совершенно одна. Дождь все шел. Вокруг не было ни души. Девушка повернула голову и стала смотреть в ту сторону, откуда должен был появиться физик. Дождь лил и лил, и конца, казалось, ему не было.
– Так хочется увидеть солнце, – проговорила Защокина.
Нога у нее онемела. Девушке становилось все хуже и хуже. Сознание затуманивалось.
«Сепсис. Заражение крови, – подумала она. – Еще час, и все будет кончено».
У нее поднималась температура. Предметы перед глазами двоились и троились. Отчаянно болела голова. Нарастал озноб. На горизонте появились три человека. Алена присмотрелась. Нет, их было двое. Защокина напрягла зрение и поняла, что к ней, пошатываясь, идет только один мужчина, это – Михаил Манусевич.
– Привет, – сказал он. – Я за тобой.
Он легко, как перышко, поднял Алену.
– Прости. Ты последняя, – проговорил физик. – Только не умирай. Я уже не могу быстро идти. Просто физически.
Он шел по дороге к шоссе, усилием воли заставляя себя держаться прямо. Алена закрыла воспаленные глаза.
– У тебя сыпь на лице, – вдруг сказал Миша.
– Это сепсис, – ответила Защокина, с трудом ворочая языком.
Манусевич взглянул на ее рану на колене. Там был гной. Он почувствовал такой ужас, что, казалось, вот-вот умрет от разрыва сердца. Прямо здесь, на дороге. Но вместо этого он побежал. Сердце готово было выскочить у него из груди. Миша давно превысил всякие разумные нагрузки. Его организм выжимал из себя все, что только возможно. Манусевич боялся лишь одного – умереть внезапно, без предупреждения, как иногда бывало с марафонцами на трассе. Они, физически крепкие и привыкшие действовать «через не могу», просто падали и больше не вставали. Шоссе было уже совсем близко. Физик выбежал на трассу и, рухнув на колени, протянул руку. Мимо него проехал «Рено», но не остановился.
– Сволочь, – прохрипел Манусевич, глядя вслед машине. – Сволочь!
На шоссе больше никого не было. Миша посмотрел на лицо Алены. Оно пылало. Физик знал, что заражение крови часто развивается молниеносно. Он очень боялся, что у девушки откажут почки. После этого спасти ее не смогло бы уже почти ничего.
– Дорогая моя, держись, не умирай, – просил он. – Я сделал все, что мог, но, если ты не выживешь, я никогда не смогу жить спокойно!
Как назло, на шоссе не было ни одной машины.
Провод нырнул в туннель у самой воды за несколько метров до того, как у Бадмаева закончилась веревка.
– Вика! Ева! – крикнул он вверх. – Ждите меня наверху!
– Хорошо, – крикнула Сушко. – Будь осторожен!
Вход в коридор был как раз вровень с водой. Пол был сырым и темным. Туннель был узким, извилистым и низким.
– Как черный ход какой-то, – пробормотал Юрий. – Интересно, для чего он предназначался?
Провод вился под потолком коридора. Камни были замшелые, темные. Кое-где виднелись пятна лишайника. Юрий пошел вперед, наклоняя голову, чтобы не задеть низкий потолок. Пару раз он слегка стукнулся лбом, но серьезных травм, к счастью, не получил. Вскоре Бадмаеву встретилась развилка. Провод уходил вправо. Потолок стал совсем низким. Юрий пополз, едва-едва не касаясь затылком нависающих камней. Внезапно его путь преградила сплошная каменная стена. Провод уходил в маленькую дырочку под потолком. Стена, перекрывшая низкий туннель, была совершенно гладкой и напоминала вмонтированную в стены каменную дверь.
– Она должна как-то открываться! – сказал сам себе Юрий. – Просто обязана.
Он принялся ощупывать преграду и примыкавшие к ней участки стены, но ничего подозрительного не обнаружил.
«Кнопка может быть расположена где-то в другом месте, – решил он. – Тут ничего нет».
Бадмаев пошел назад, освещая себе путь фонариком. Он исследовал стены коридора, рассматривал каждый выступ, каждую впадину, но ничего, похожего на рычаг или кнопку, обнаружить не мог.
«Возможно, дверь открывается только с внешней стороны», – подумал он.
Но что-то в глубине его души протестовало против этой мысли. Юрий дошел до выхода из туннеля, присел на корточки у черной воды, которая плескалась прямо у его ног, и задумался. В те моменты, когда ни тщательный поиск, ни логический анализ не помогали, на помощь ученому приходило озарение. Как вспышка света, оно освещало черноту и высвечивало правильное решение. Юрий попытался отрешиться от проблемы. Он закрыл глаза, расслабился и попытался изгнать из сознания все мысли.
В голове стало пусто. Бадмаев ждал. Такой нехитрый способ, использование мощи человеческого подсознания, иногда позволял ему находить потерянные предметы. Ботаник все сидел на корточках, как вдруг в его мозгу, как лампочка, вспыхнула мысль.
– Ага, – сказал Юрий, встал и, уцепившись руками за трос, полез вверх.
Его целью была ниша, в которой стояли злые истуканы.
– Мне, наверное, отрежут ногу, – проговорила Защокина. – Я ее уже совершенно не чувствую.
