Все без ума от Евы

Полковник тяжело вздохнул и позвонил маме Касьянова. Он испытывал перед Валентиной Петровной большое и острое чувство вины – Рязанцев не исключал, что отравление Степана было связано с его согласием помочь ФСБ.

– Да, – прошелестел в трубке горестный женский голос.

– Валентина Петровна, – сказал Рязанцев, – я звоню узнать, как себя чувствует ваш сын.

– Он в коме, – коротко ответила Касьянова, начиная плакать, – у него слабые почки, и ему ничего нельзя давать из-за этого, никаких лекарств!

– Он в коме, – пояснил полковник, завершив разговор. – Степан нам ничем сейчас не поможет. Он хотел нам что-то сказать и написал две буквы. Это все, что у нас есть. Где этот лист?

Ева пошарила по карманам и вытащила мятый листок.

– Да. Это «ВА», – сказал Чабрецов.

В дверь постучали. Вошла Жанна.

– Крысиный яд, – сказала криминалист. У нее был такой довольный вид, словно она обнаружила в банке не отраву, а цветочный нектар.

– Много яда? – спросил Рязанцев.

Жанна пожала плечами.

– Следы. Банку же вымыли, – сказала она.

– А отпечатки?

– Даже не искали. Сто процентов – на ней есть отпечатки всего отдела, – сказала Егорова, светски улыбаясь. – Мы только можем попытаться выяснить, где покупали этот яд, какой он марки и где изготовлен. Но результаты будут только через неделю, и то при самом благоприятном раскладе. Я прямо сейчас этим займусь.

– Спасибо, Жанна, – сказал Чабрецов, – пожалуйста, посмотри на эти буквы. Что это?

– «ЗА», – тут же ответила Егорова. – А может быть, «РА».

Лица у Чабрецова, Рязанцева и Евы вытянулись.

– Мы думали, что это «ВА», – сказал Рязанцев.

– Может быть, и «ВА», – согласилась Жанна, – но не забывайте, что рукописное «А» бывает похожа на «Д», и наоборот. Не исключено, что это даже не «А», а «Л», а палочка появилась потому, что рука писавшего дрогнула.

– Это именно «ВА», – не согласилась Ева.

– Все-таки «ЗА», – покачал головой Чабрецов. – Это может быть указанием на место, где искать улику. Например, «за шкафом».

– Или указание на имя. Я имею в виду Захарову.

– Это его подруга. Вряд ли он стал бы показывать на нее пальцем, – не согласился Рязанцев.

– Не надо считать Степана идиотом, – сказала Ева. – Он мог подозревать, что у Маргариты имеются меркантильные интересы. В частности, я думаю, что Захарова планировала женить Касьянова на себе, а потом дождаться его смерти и получить ООО «Лючок» в наследство. К слову, кроме фирмы, у Степана есть две машины и дом за городом, он показывал мне фотографии. Я верю в любовь, но подозреваю, что серьезно больной мужчина-импотент, который каждый час звонит своей маме, мог привлечь женщину прежде всего своим хорошим материальным положением.

– Это неважно, они в любом случае еще не женаты, Захаровой пока ничего не светит, – пожал плечами Чабрецов, – имейте также в виду, что в случае кончины Степана Маргарите не на что стало бы содержать своего молодого любовника-студента.

– Я думаю, – протянул Рязанцев, – что Степан мог действительно указывать на свою подругу, но не как на виновную в чем-то, а как на человека, который сидел рядом с ним и видел и слышал то же самое, что и он, Касьянов. Маргарита – не виновная, а свидетель. Возможно, именно это и хотел сказать нам Степан.

– И все-таки, вероятнее всего, он хотел написать «ВАРЕНЬЕ», – не согласилась Ева. – Хотел всех предупредить.

– Да. Но к тому моменту варенье уже закончилось. Именно Касьянов его и съел, – покачал головой Чабрецов.

– Давайте поговорим с Захаровой, – предложил Рязанцев. – Может, она ответит на наши вопросы.

Минуту спустя Маргарита вошла в лабораторию.

Захарова сидела на стуле и тяжело дышала. Видно было, что она нервничает и боится, что ее откровенность обернется против нее же.

– Скажите, – обратился к Маргарите Чабрецов, – почему Степан, когда ему стало плохо и он уже не мог говорить, написал на салфетке ваше имя?

Женщина выпучила глаза. У нее было красивое лицо, только нос, пожалуй, был чуть-чуть длинноват и костюм выглядел излишне консервативным, как у школьного завуча. Трудно было поверить, что эта женщина средних лет, одетая в глухой свитер, имеет двух любовников и крутит интриги.

– Да? Написал мое имя? – переспросила она. – Интересно. Может, он хотел успеть написать завещание? То есть, – смутилась Маргарита, – я предполагаю, что…

– Ага, – устало сказал Чабрецов, – вы надеялись попасть в завещание Степана, ожидая, что он скоро умрет? Вы же знали, что он проходит диализ, да?

– По закону, – отрезала Захарова, – все досталось бы его маме.

Ее лицо стало каменным.

– А может быть, Маргарита надеялась, – невозмутимо сказал полковник, – что Валентина Петровна ненадолго переживет любимого сына. Не исключено также, что госпожа Захарова надеялась ускорить процесс отхода Касьяновых в мир иной.

Лицо Захаровой покрылось алыми пятнами.

– Что за чушь! – воскликнула она. – Да, у меня был в этом свой интерес. Но я не настолько беспринципна, чтобы… чтобы…

Ее голос сорвался.

– Зато потом бы вы зажили припеваючи с вашим молодым любовником, – подсказал Чабрецов. – Разве не так?

– Не так! – закричала Маргарита.

По ее лицу потекли слезы. Капли промыли на коже дорожки, и стало видно, что лицо Захаровой покрыто толстым слоем тонального крема и пудры.

– Я думаю, вы что-то недоговариваете, – сказал Рязанцев, и голос его прозвучал обманчиво мягко, – ваш юный дружок поставил вам ультиматум? Ему надоело, что вы просто даете ему деньги? Он захотел жить по-царски? В доме за городом, кататься на двух машинах и управлять фирмой по производству пластиковых канализационных люков? И поэтому он попросил вас поторопить Степана в деле перехода в мир иной? Не так ли?

Маргариту била дрожь.

– Не так, – сказала она, – честное слово! Это не так.

– А что, – улыбнулся Чабрецов, – получилось очень удобно. Мы все подумали, что отравление Степана связано с Юдиным. А оказалось, что на самом деле эти преступления никак не связаны. Просто Маргарита решила воспользоваться ситуацией.

Захарова тем временем перестала рыдать и постаралась взять себя в руки.

– Ну что вы такое говорите, – прохрипела она, – за кого вы меня держите? Я бы никогда не смогла убить человека, тем более – Степана! Мне каждый раз было стыдно, когда он давал мне деньги или что-то дарил. И уж тем более мне было тысячекратно стыдно, когда я отдавала деньги Георгию.

Она сделала паузу.

– Я не рассматривала Георгия в качестве партнера для брака, – добавила она.

– Я так понимаю, – сказал полковник, – что ваш молодой друг значил для вас довольно много. И это свидетельствует не в вашу пользу. Поскольку это значит, что Степан вполне мог стать для ваших чувств… разменной монетой.

В комнате становилось душно. Ева встала и распахнула форточку. В лабораторию ворвался холодный ветер.