был в ши-
роких размерах, и чтобы он повторился несколько раз. Опыт одного поколения обыкновенно не приносит пользы сле-
дующему, вот почему излишне пользоваться историческими фактами как примерами. Единственное значение таких
демонстраций заключается лишь в том, что они показывают, до какой степени необходимо из века в век повторять опыт, чтобы он мог оказать какое-либо влияние и пошатнуть хотя бы одно-единственное заблуждение, если только оно прочно
укоренилось в душе толпы.
Наш век, так же, как и предшествующий, будет, вероятно, приводиться историками будущего в пример, как эра лю-
бопытных опытов. И действительно, ни в какие другие века их не производилось так много!
Самым гигантским из всех этих опытов была, без сомнения, Французская революция. Для обнаружения истины, за-
ключающейся в том, что нельзя переделать во всех отношениях какое-нибудь общество лишь на основании указаний
чистого разума, понадобилось погубить несколько миллионов человеческих жизней и волновать Европу в течение целых
двадцати лет. Чтобы доказать на опыте, как дорого обходятся народам Цезари, которых они приветствуют радостными
криками, понадобился целый ряд разорительных испытаний в течение целых пятидесяти лет, но, несмотря на всю их
очевидность, они все еще, по-видимому, недостаточно убедительны. Между тем, первый из этих опытов стоил три мил-
лиона человеческих жизней и был причиной нашествия; второй же вызвал разложение и необходимость содержать по-
стоянные армии. Третий опыт чуть-чуть не был сделан недавно и, вероятно, рано или поздно будет-таки сделан. Чтобы
убедить целый народ в том, что огромная германская армия вовсе не представляет собой, как учили нас лет тридцать
тому назад, только безвредную национальную гвардию, понадобилась ужасная война, стоившая нам очень дорого.
Мнение толпы составилось в данном случае путем грубых ассоциаций предметов, совершенно несходных между собой, механизм
образования которых я изложил выше. Наша национальная гвардия тех времен состояла из миролюбивых лавочников без всякого
следа дисциплины, и к ней нельзя было относиться серьезна; поэтому все, что носило аналогичное название, вызывало те же самые
образы и, вследствие этого, считалось таким же безвредным учреждением; заблуждение толпы разделялось в то время, как это вообще
часто бывает с какими-нибудь общими мнениями, также и ее вожаками. В своей речи, произнесенной 31 декабря 1887 г. в палате
депутатов и воспроизведенной Е. Олливье в его книге, Тьер, часто следовавший за мнением толпы, но никогда его не опережавший, утверждал, что Пруссия помимо действующей армии, приблизительно равняющейся французской армии, не имеет ничего другого, кроме национальной гвардии, такой же, как и французская национальная гвардия, и, следовательно, не представляющей серьезного
значения. Эти утверждения вышеназванного государственного человека оказались столь же верными, как и его предвидения незначи-
тельной будущности железных дорог.
