Неизвестно в точности кто отдал приказание или внушил идею опустошить тюрьмы посредством избиения эаклю-
ченных. Был ли то Дантон, или кто другой — все равно. Для нас в данном случае интересен только сам факт могущест-
венного внушения, полученного толпой, на которую возложено было совершение убийств.
Толпа убийц состояла приблизительно из четырехсот человек и представляла собой самый совершенный тип раз-
нородной толпы. За исключением небольшого числа профессиональных нищих, почти вся она состояла из лавочни-
ков и ремесленников всех разрядов: башмачников, слесарей, парикмахеров, каменщиков, чиновников, комиссионеров
и т. д. Под влиянием такого же внушения, которому повиновался повар в приведенном выше случае, все эти люди
были совершенно уверены, что они совершают патриотический долг. Они выполняли двойную обязанность — судей
и палачей — и вовсе не считали себя преступниками.
Проникнутые важностью своей миссии, они прежде всего образовали род трибунала, и в этом тотчас же выказалась
вся односторонность суждений толпы и ее правосудия. Ввиду огромного числа обвиняемых, было решено, что дворяне, священники, офицеры, придворные, одним словом, люди, одно звание которых служит уже достаточным доказательст-
вом их виновности в глазах доброго патриота, будут убиты гуртом, без дальнейших рассуждений и специальных реше-
ний суда; что касается других, то их надлежало судить по внешнему виду и по их репутации. Таким образом, толпа
удовлетворила требования своей примитивной совести и могла, уже на законном основании, приступить к убийствам, давая волю своим инстинктам свирепости, генезис которых был мною указан выше, и которые в толпе развиваются все-
гда в очень высокой степени. Но эти инстинкты нисколько не мешают попеременному проявлению совершенно проти-
воположных чувств в толпе, например, чувствительности, которая доходит до такой же крайности, как и свирепость.
Люди эти обладали экспансивной чувствительностью, характеризующей парижского рабочего. Один из федератов, например, узнал, что заключенных в государственной тюрьме оставили без воды на 26 часов. Он пришел в такую ярость, что готов был бы растерзать нерадивого тюремщика, если бы за него не заступились сами же заключенные. Когда им-
провизированный трибунал оправдывал кого-нибудь из заключенных, стража и убийцы обнимали его с восторгом, раз-
давались самые неистовые аплодисменты, а затем снова приступали к массовым убийствам. Во время самого соверше-
ния убийств не прекращалось веселье; танцевали вокруг трупов, устанавливали скамьи для «дам», желавших видеть, как
убивают аристократов. При этом убийцы не переставали выказывать совершенно специфическое чувство спра-
ведливости. Один из убийц заявил трибуналу, что дамы, сидящие далеко, плохо видят, и что лишь некоторым из присут-
ствующих выпадает на долю удовольствие бить аристократов. Трибунал признал справедливость этого замечания, и
решено было осужденных медленно проводить между шпалерами убийц, которые будут бить их тупым концом сабли, чтобы продлить мучения. Они кромсали совершенно обнаженные жертвы в течение получаса и затем, когда все уже
