драмафрим, а потом мы прикончили остатки рома.
Дождь прекратился. Мы съели скудный холодный завтрак и отчалили. За ночь вода поднялась еще на два фута, и плот сразу попал во власть буйного потока. Тусклая полоска неба почти сливалась с темными деревьями на вершинах высоких скал, и нередко из-за тумана не было видно ни неба, ни вершин. Мы проплывали под десятками стволов, перекинутых через ущелье вроде того моста, по которому мы недавно прошли через пропасть. Отсюда, с плота, они казались не толще карандаша. Нечего было и думать снова выбраться на Мапуэру. Это я понял еще ночью и уже смирился. Но если плыть дальше на юг через Бразилию до самой Амазонки было безнадежно, то почему бы не вернуться назад к нашей лодке и плыть на север по течению рек. Мы все время выискивали подходящее местечко в скалах, где можно было выбраться наверх.
А уж каким образом мы сумеем преодолеть сотни футов опаснейшего пути по скалам, таща на себе тяжелые тюки и оружие, мы пока не думали. Вот когда отыщем путь, вернее, если отыщем, тогда и подумаем. Мы продолжали плыть, принимая и тут же отвергая одно решение за другим, когда вдруг и без того быстрое течение заметно усилилось. Это нас встревожило. Чарли стал внимательно прислушиваться, жестом приказав мне замолчать. По его напряженному лицу было видно, что он чем-то обеспокоен. А вскоре я и сам услышал отдаленный рев. Сомнений быта не могло — нас несло к водопаду!
Я уже представил, как нас вместе с плотом разрывает на куски. В отчаянии мы еще внимательнее стали вглядываться в берега. Даже если проход и отыщется, нужно обладать ловкостью обезьяны и иметь стальные нервы, чтобы взобраться по этим неприступным скалам на такую страшную высоту. Но что-то надо было делать. Грохот водопада становился все громче, сила потока возрастала с каждой минутой. Вдруг я заметил широкую расщелину, поднимавшуюся ярдов на двести вверх от уступа, расположенного у самой воды, и, не колеблясь ни секунды, бросил туда якорь. Его лапы прочно засели в трещине, и натянувшаяся веревка зазвенела, когда плот резко остановился и начал бешено вращаться.
Потом сильный толчок сбил нас обоих с ног, когда плот ударился о пологий выступ скалы и два бревна оторвались от него и вздыбились. Одно из них стукнуло меня по пояснице, чуть было не сорвав с пояса кобуру, но веревка держала крепко. Чарли ловко выпрыгнул на уступ, а я, пока еще плот не развалился, начал судорожно швырять ему вещи — тюки, оружие, подсохший кусок оленьего мяса, который остался у нас от всей туши. Когда оторвалось еще несколько бревен, я выпрыгнул на берег, и вода захлестнула остатки плота. С громким треском отломилась часть скалы, за которую зацепились лапы якоря, и этот бесценный для нас предмет с лязгом заскользил по мокрому камню, а бревна плота, бешено вращаясь, понеслись по течению.
Я сделал глупую и бесполезную попытку поймать якорь и промахнулся. В этот момент он зацепился за другой конец скалы, и тут наконец многострадальная веревка не выдержала и лопнула. В наших руках остался кусок длиной не больше тридцати футов, привязанный к якорю… Внимательно разглядывая неимоверно высокие крутые скалы, по которым нам предстояло карабкаться, я заметил в одном месте какие-то широкие отверстия. Раньше они казались мне просто темными трещинами, но теперь, внимательно приглядевшись, я увидел, что это, несомненно, входы в пещеры, закрытые вьющимися растениями. Неизвестно, намного ли они входят в глубь скалы, но если бы нам удалось до них добраться, то у нас по крайней мере был бы кров над головой и мы могли бы спокойно обсудить создавшееся положение. Иного выхода у нас не было. Через несколько часов вздувшаяся река, наверное, затопит уступ, на котором мы стояли.
Струйки воды и зеленая слизь на поверхности скалы делали подъем еще более опасным. Камни обламывались и крошились под ногами, как только мы пробовали карабкаться вверх. Прежде чем уцепиться за что-нибудь рукой или поставить ногу, нам приходилось долго нащупывать подходящее место. Тогда мы придумали особый способ подъема. Чарли, который весил вдвое меньше меня и был удивительно силен и гибок, карабкался футов на двадцать вверх, находил там надежную опору и спускал на веревке якорь. Я вешал на крюк один из тюков, он подтаскивал его наверх, а потом спускал веревку для другого тюка и оружия. Наконец он закреплял за что-нибудь якорь, и я по веревке взбирался наверх. Это повторялось несколько раз, пока мы с трудом преодолели первые двести футов подъема к пещерам.
И вот мы стоим среди груды камней на широком уступе, который с обоих концов отвесно обрывался вниз. Выше, над зияющими пастями пещер, нависает огромная скользкая скала, на которую могла заползти разве лишь муха. Да, не будь этих загадочных отверстий, мы бы здесь основательно застряли. Я старался не смотреть вниз. Отсюда, с уступа, казалось, что до дна пропасти не двести футов, а скорее две тысячи… Со скользких ползучих растений над входом в пещеры капала вода. Перед нами было несколько отверстий, но ток воздуха чувствовался только у самой крупной пещеры. Ветерок с жалобным стоном вырывался из ее мрачной глубины, и мы решили идти туда.
Навьючив на себя тюки, мы направились к входу. Я зажег свой фонарь. Его яркий свет выхватил из темноты огромную полость, уходящую далеко во мрак, куда уже не доставал луч. При вспышке света из-под темных сводов вылетели сотни летучих мышей. Они закрутились около нас, как злые духи, а потом умчались в какие-то совсем недосягаемые щели. Невыносимо пахло пометом. Когда мы начали осторожно продвигаться вперед, я заметил, что от главного ствола пещеры во все стороны ответвляются десятки проходов. Однако наиболее сильный поток воздуха шел из какой-то узкой трещины, в которую мне удалось протиснуться лишь с трудом. Миновав ее, мы попали в другую большую пещеру, стены которой тоже были усеяны отверстиями. Тяга воздуха чувствовалась по-прежнему, и мы уходили все дальше и дальше, с тревогой думая о том, куда нас, в конце концов, выведет эта пещера. Где-то ведь должен же быть выход. Но мы все шли и шли и, кроме слабого тока воздуха, не замечали иных признаков выхода.
Я уже начинал подумывать, что нам, видно, суждено идти по этим пещерам до тех пор, пока мы не свалимся с ног. И вдруг впереди блеснул дневной свет. Это был всего лишь слабый лучик, видневшийся где-то вдали, там, где извилистый проход поднимался под углом в сорок пять градусов. Мы ободрились и, собрав все силы, стали взбираться наверх к этому светлому пятну. Мы поднимались все выше и выше и вот наконец увидели над головой низко нависшее небо — хмурое, свинцовое, но такое желанное, что казалось, прекраснее на свете не было ничего.
На северо-западе среди сплошных джунглей, казавшихся скорее черными, чем зелеными, тускло мерцала лента Эссекибо. Полоска воды была отчетливо видна среди зарослей тростника и целого моря поблескивающей грязи. Куда бы я ни взглянул, везде по извилистым руслам струилась вода. Жалкий ручеек, всего несколько дней назад имевший в ширину не больше десятка ярдов, стал теперь мощным полноводным потоком, а джунгли до самого горизонта представляли собой сплошное гигантское болото.
Мы сделали привал под защитой каменных глыб у самого края джунглей. Чарли порыскал вокруг, добыл сухого мха и папоротников для костра и, когда огонь разгорелся, подбросил в трещавшее пламя веток. Я нарезал тонкими ломтиками остатки оленины и начал их жарить. Вдруг раздались два выстрела подряд, и я вскрикнул от испуга (я даже не заметил, как Чарли вынул ружье из чехла). Но мой гнев быстро прошел, когда он эффектным жестом показал на извивающийся среди забрызганных кровью папоротников клубок гремучих змей…
Наши гамаки отсырели и прогнили, они прямо распадались на части и по существу стали бесполезными. Оказывается, гамаки из травы типишири сильно портятся от сырости. Но я об этом не знал, когда покупал их. Моя противомоскитная сетка тоже имела жалкий вид, да и одежда свисала с плеч лохмотьями. Ночью разбушевалась сильная буря, а когда на рассвете она утихла, по кустам забарабанил дождь. Несмотря на шум дождя, мы спали мертвым сном. Скалы все же защищали нас от яростных струй. Утром ливень сменился мелким моросящим дождем.
В путь мы собрались рано. Среди деревьев клубился туман. Никакой тропинки мы не нашли, приходилось самим прокладывать себе дорогу. Не будь со мной Чарли, я бы наверняка заблудился, как только река скрылась из виду. К полудню морось прекратилась, и вскоре мы вышли из джунглей к каким-то голым зубчатым скалам, разбитым бесчисленными трещинами и ущельями. Здесь среди черного песка рос лишь редкий низкорослый кустарник.
Теперь я снова увидел реку, но мне не показалось что она стала намного ближе. Мы шли, не сбавляя шага, стараясь двигаться строго на северо-запад. Правда, широкие пропасти надо было обходить, но все же мы продвигались довольно быстро. Были и другие препятствия. Порой мухи кабури превращали нашу жизнь в настоящий ад. Когда их укусы становились просто невыносимыми, мы наспех приканчивали еду и заворачивались в остатки моей сетки. Но если начинался дождь, мухи оставляли нас в покое.
