драконьи стороны своей личности. С другой стороны, Кеннит был членом его семьи, а он уже вторично нарушал данное ему обещание. «Я дрянь. Я злой, вероломный, никчемный…» Но хуже всего было то, что Совершенный чувствовал облегчение. Вот так-то. В своих чувствах он был форменным флюгером. Он собирался умереть во исполнение слова, данного Кенниту, но на самом деле совсем этого не хотел, не хотел губить своих людей. И уж Янтарь-то должна была это знать. Она все о нем теперь знала. Ему доставляло постыдное удовольствие сознавать, что довелось с кем-то разделить свою страшную тайну, что наконец кто-то, кроме него самого, узнал все секреты. Слишком долго он в одиночку хранил их в себе, как гнойный нарыв, и не знал, что же делать с такими страшными и постыдными воспоминаниями. Он думал когда-то, что от такого долгого хранения они как бы выветрятся, поблекнут, потеряют смысл и значение. Он ошибался. Запрятанный нарыв только болел все сильнее. И вот теперь, когда он только-только вроде бы начал новую жизнь, застарелый гнойник наконец лопнул. И все кругом отравил.
Да какое отравил. Чуть всех не поубивал.
– Надо было нам рассказать. – Янтарь говорила с неохотой, как бы превозмогая себя. – Все это время ты столько всего знал… Столько всего, что могло бы помочь нам. И держал при себе. Почему, Совершенный? Почему?
Он ответил не сразу. Он ощущал, что она делала: привязывала конец к поручням. Подергала, проверяя, прочно ли держится. Неуклюже перелезла через фальшборт, повисла, слегка раскачалась и без предупреждения уперлась босыми ногами ему в грудь.
Он помимо воли вскинул руки, подхватывая ее. Она испуганно замерла в его хватке. Потом проговорила отрешенным тоном:
– Я знаю, ты можешь убить меня прямо здесь и сейчас, если захочешь. Но, знаешь ли, у нас с самого начала не было особого выбора, кроме как вверить тебе свои жизни. И я, дура, надеялась, что доверие – вещь обоюдная. Я ошибалась. Ты показал нам, что вполне способен всех нас поубивать. И поэтому-то я решила, что продолжать бояться тебя – дело бессмысленное. Ты либо убьешь нас, либо нет. И я успела понять, что от меня тут в любом случае ничегошеньки не зависит. Все, что я могу, – это оставаться в ладу со своей совестью. И совершить то, что давно собиралась.
– Похоже, я и сам только это и могу, – буркнул он в ответ. И расправил ладони, чтобы они послужили ей помостом. В точности как маленькому Кенниту много лет назад.
Она, кажется, пропустила его слова мимо ушей. Руки в перчатках пробежались по его лицу, не просто ощупывая новоприобретенные шрамы, но явно изучая его скулы, нос и лохматую бороду.
Молчание сделалось вконец нестерпимым, и он сказал:
– В ту ночь ты ведь любила меня. Ты готова была положить свою жизнь вместо моей. Как же ты можешь так сердиться на меня теперь?
– Я не сержусь, – возразила она. – Я просто все время думаю о том, что дело могло обернуться совсем по-другому. Я… мне больно! Нет, даже не больно. Скажем так: я ошарашена. Всем тем, чего ты не сделал, пока мы ради тебя из кожи вон лезли. Всем тем, что ты от нас старательно утаивал. Наверное, это меня и ранит так сильно потому, что я слишком тебя люблю. Ну почему ты не доверился нам, Совершенный? Если бы поделился своими проклятыми тайнами, все кончилось бы иначе.
Он обдумал ее слова, осязая пальцы Янтарь на своей шее и челюсти.
– У тебя у самой секретов полно, – тоном обвинения сообщил он ей наконец. – На себя посмотри. Всем ли ты делишься с остальными? И еще меня за то же самое берешься судить!
Ее тон сделался очень сухим.
– То, что я держу в секрете, касается только меня и принадлежит только мне. Тайны, хранимые мной, никому не причиняют вреда.
Он, однако, уловил в ее голосе нотку сомнения и обрадовался:
– Ой ли? А ты сама в этом уверена? Моими-то секретами делиться было так же опасно, как и носить их в душе. Но, выражаясь твоими словами, они принадлежат мне. Собственно, единственная вещь на свете, которую по-настоящему можно было назвать моей…
Янтарь опять надолго умолкла. Потом спросила:
– А куда девались драконы? Что они такое и почему они присутствовали в тебе? Это не из-за тебя мне все время снились драконы и змеи? Может, мои пророческие видения на самом деле все время тянули меня к тебе?
Он призадумался.
– А чем ты мне отплатишь, если я отвечу? – поинтересовался он затем. – Может, расскажешь что- нибудь о себе? Заплатишь доверием за доверие?
– Не знаю, могу ли я, – медленно проговорила Янтарь и перестала ощупывать его лицо. – Мои тайны – моя броня. Забери их у меня – и я беззащитна. Тогда люди ранят меня, даже не желая того.
– Ну наконец-то ты меня поняла, – хмыкнул он. И сразу почувствовал, что запустил ей под кожу колючку.
Янтарь заговорила быстро, ни дать ни взять прыгая в холодную воду:
– Это трудно объяснить. Когда я была гораздо моложе и обо всем говорила начистоту, люди думали, будто я… слишком самовлюбленная, что ли. Мне без конца объясняли все то, что я в себе чувствовала, мне лишь мерещилось, поскольку на самом деле этого не могло быть. Кончилось тем, что я сбежала. И когда это случилось, я пообещала себе: никогда больше я не буду бояться того, что люди станут болтать обо мне. Я буду держать в секрете ту будущность, которая, как я знала, мне предстояла. С тех пор я чем-либо делилась с очень немногими.
– Сколько слов, а по-настоящему ничего не сказала, – не без раздражения заметил корабль. – Кто ты все-таки?
Она коротко и невесело рассмеялась.
– Честно говоря, не знаю даже, как выразиться. Во всяком случае, меня одинаково часто называли и дурочкой, и пророчицей. И я всегда знала: есть вещи, которые я обязана совершить для этого мира, кое-что такое, чего никто не сделает, кроме меня. Вот так. Впрочем, то же самое справедливо для каждого
