Так же, как и Сизов, она воспитывалась в детском доме. В больницу попала полтора месяца назад. Сделали операцию. Врачи обещали скорое выздоровление, но потом заявили, что требуется повторная, гораздо более серьезная. И стоит она громадных денег — около тысячи долларов. Но для начала нужно обследоваться в Москве.
— Я решила от операции отказаться. Ведь денег-то нет! Думала: съезжу, обследуюсь, вернусь и скажу Володе, что все нормально. А там будь что будет! Но перед самым отъездом нервы не выдержали. И я все рассказала. Он меня отругал и заявил, что деньги найдет… Я его пыталась отговорить — деньги-то, может, и можно занять, но вот отдавать-то как?! Тогда он мне сказал, что у них во взводе есть курсант, у которого богатая мамаша, и у самого денег немерено. Что с ним можно договориться. И, пусть даже под проценты, занять нужную сумму. А отдавать… А отдавать, говорит, это не твое дело! Сказал, я мужик, я придумаю, как выкрутиться из этой ситуации…
Под конец разговора, когда девушка совсем успокоилась, я выяснил ее фамилию, адрес и на всякий случай попросил, если Володя объявится, обязательно об этом сообщить или мне, или в училище. Но лучше мне. Проще будет объяснять. Ведь мы уже знакомы.
Я повесил трубку и подумал, что шансов получить от нее информацию практически нет никаких…
Глава девятая
Свой доклад на утреннем совещании о происшествиях и преступлениях за ночь дежуривший по отделу Дворецкий начал с убийства в наркологическом стационаре. Жертвой стала молодая пациентка, накануне поступившая на лечение.
— Дожили! В больницах стали убивать! — Начальник отдела нервно прохаживался по узкому проходу между столами сотрудников. — И как это произошло?
— Никто ничего не видел и не слышал. Шум подняла ее соседка, когда палата была уже полна дыма.
— Дыма? — Лицо полковника Завьялова вытянулось.
— Да. Все из палаты выскочили в коридор, началась паника — Пожар! Пожар! А когда стали тушить, то выяснилось, что горит, точнее тлеет, постель этой девушки. — Дворецкий заглянул в блокнот. — Сидоровой Марины. Медсестра скинула с нее одеяло, а там два пулевых ранения в области сердца.
— Знакомое сочетание — выстрелы и поджог…
— Предвечный уже изучает пули, но, думаю, и так все понятно.
— Да-а, — протянул Завьялов. — Это у нас уже четвертая жертва одного и того же пистолета?
— Четвертая, Степан Петрович, четвертая…
Григория Ивановича Кравцова, главного врача наркологического стационара, Дворецкий застал в его кабинете. Он сидел за столом и что-то быстро записывал. Увидев Дворецкого, с которым они были знакомы, Кравцов встал и протянул руку.
— У нас все в шоке. — И неожиданно спросил: — Убийца — кто-то из своих?
— То есть? — не понял Дворецкий.
— Я имею в виду, из пациентов? Из тех, кто сейчас лежит в стационаре?
— А вы думаете, к вам сложно попасть постороннему?
— Через приемное отделение никто не проходил. Это совершенно точно. Там всегда находятся и врач, и медсестра.
— А окна, другие входы?
— На окнах первого этажа везде решетки. А вот входы… — Кравцов покачал головой. — В общем-то, да. Есть двери, которые легко открыть снаружи… Значит, чужак?
— Григорий Иванович, следствие только началось…
— Понимаю, понимаю… Готов ответить на любые вопросы!
— Сидорова поступила к вам вчера. Так? — (Главврач кивнул.) — Она сама пришла?
— Да что вы! Ее доставила «скорая». Такие сами не приходят. Тем более в таком состоянии. Передозировка. Еще бы чуть-чуть — и все. Еле откачали.
— А вы не знаете, когда Сидорова пришла в себя, она ничего не говорила?
— Об этом лучше спросить у врача реанимации. Или у медсестер.
— Она как чувствовала, что ее должны убить. — Медсестра, с которой разговаривал Дворецкий, курила и длинным холеным пальцем нервно стряхивала пепел в жестянку, стоящую на подоконнике. У нее были длинные стройные ноги, смазливая мордашка, и Дворецкого отвлекал глубокий вырез на ее халате. — Нам долго с ней пришлось возиться. И только она пришла в себя, сразу начала просить, чтобы ее куда- нибудь спрятали. Представляете? Она так и сказала: «Спрячьте меня! Они и здесь меня найдут! И убьют!»
— А почему вы не вызвали милицию?
— Шутите? — Она вскинула тонкую бровь. — Это же просто бред у нее начался! Они почти все бредят, когда очухаются. И если всегда вызывать милицию… У нас и времени-то на другие дела не останется.
— И все говорят, что их хотят убить? — ввернул Дворецкий.
— Ну не все… — Она глубоко затянулась. — Но бывает. А эта как в воду глядела.
— И о чем она еще бредила?
— О какой-то вроде машине сожженной. Об очищении огнем, что ли. Чушь какая-то! И все повторяла: «Я боюсь, я боюсь! Мне страшно! Они уже ищут меня!» В общем, вкололи мы ей успокоительное. — И неожиданно медсестра заключила: — Спрятали…
По адресу Марины Сидоровой, который Дворецкий выяснил в приемном отделении, дверь неухоженного частного дома ему открыла не старая еще женщина в дырявой, замызганной кофте и драных тапках. Даже беглого взгляда на нее было достаточно, чтобы заключить — пьет.
— Тебе чего, красавчик? — Она поскребла грязными ногтями рыхлый нос, покрытый тонкими синими прожилками.
Дворецкий показал удостоверение.
— Ого! — протянула она. — И какие такие пути-дороги тебя привели?
— Марина Сидорова здесь живет?
Дворецкому показалось, что она облегченно выдохнула.
— Живет-то здесь, да только опоздал ты, красавчик.
Вчера «скорая» ее забрала. Так что шуруй-ка ты в больницу со своими вопросами-допросами.
— «Скорая»? А что с ней такое случилось?
— А такое с ней и случилось, что нечего гадость всякую по венам пускать. Вот и допускалась!
— А она наркоманкой, что ли, была? — Дворецкий изобразил удивление.
— Наркоманкой-куртизанкой… — И поняв, что сказала что-то не то, быстро себя поправила: — Не! Мужики-то к ней не особо шастали.
