такие же пакетики, как и у нас, у кого-то оригинальные сундучки и шкатулки. Земля под ногами жила своей жизнью.
Я тогда даже не испугалась. Болела, конечно, шишка на затылке (и хорошо, что я сплю на животе, правда?), и ощущения организма были примерно такие, как после какого-нибудь зубодробительного аттракциона, когда голова не сочетается с ногами.
Минут через десять все закончилось. Лица вокруг стали не такими тревожными, народ стал расползаться по домам.
Развлекались мы иногда вместе, иногда по отдельности. Мама совершила круиз по рынкам. Семь крупных, десять мелких — это только в Ташкенте, а еще она предпринимала выезды на автобусе в пригород. Она прекрасно себя чувствовала среди этой сумасшедшей атмосферы многоцветья, криков и запахов.
Нам, конечно, было невозможно соответствовать такой активности. Поэтому мы с папой совершали выезды на пляж, на Комсомольские озера. Только там я видела картинку, когда человек спит, погрузив все тело, кроме головы, в воду. Там мы тоже играли в бадминтон. (Папа мой в юности был чемпионом ЛЭТИ по этому виду спорта, если кого-то интересует, почему именно эта игра была у нас так популярна.) Играли- играли, а потом воланчик улетел и упал на гаревую дорожку. И папа, поскольку было очень горячо, сделал два шага на пятках, чтобы достать инвентарь.
Господа, я в первый раз видела ожог до пузырей на ПЯТКАХ у взрослого человека.
Лучший музей Ташкента, который мы посетили, это был музей Ленина. У него было множество неоспоримых достоинств: во-первых, он находился на площади, где шпенделяло множество фонтанов, в которые можно было нырять. Во-вторых, музей был огромным, прохладным, кондиционированным и совершенно пустым. И, наконец, в-третьих, там, в музее, продавали мороженое.
Очень хотелось пойти в цирк, но единственный взгляд на слепящий на солнце купол отвратил нас от этого желания.
Улицы города — сами по себе музей. Да-да, купола, мозаики, решетки небесной ажурности — все это было. И ишачки маленькие, нагруженные так, что, кажется, тонкие ножки сейчас сломаются. В общем, восточный колорит был впитан в полном объеме.
Перед отъездом мы купили казан. Это было лучшее приобретение, сделанное нами в Узбекистане. Я до сих пор пользуюсь этим замечательным прибором и счастлива. А еще в дорогу с собой мы стали покупать разное — виноград, помидоры, абрикосы.
Мама так и не загорела за месяц. Она не очень сильно темнеет на солнце, да и закрывали мы после первого сильного ожога все, что можно закрыть. И когда ее спрашивали на базаре, откуда она, а она говорила, что из Ленинграда, продавцы были уверены, что из блокадного. Жалостливо покачивая головами, они укладывали в ящики овощи-фрукты — снизу зеленые, посерединке — полуспелые и почти уже готовые с самого верха.
Уезжали мы из Ташкента, груженные, как караван верблюдов. Тюбетейка, привезенная оттуда, куда- то делась, мантышница тоже затерялась при переездах, а вот казан — с нами.
Он мне потом очень пригодился. Родители работали, а я училась, и у меня находилось некоторое количество свободного времени. В воспитательных целях. Потому что тогда главной женщиной в семье была мама, а я так, на подхвате.
Курочка Ряба
Быть главной женщиной в семье — это засада из засад. Пока дети небольшие и полноценно участвовать в ведении хозяйства не могут, а муж, родной и любимый, так и норовит увильнуть от домашних трудов под предлогом «это не мужское дело» — весь этот воз лежит на плечах работающей женщины, периодически придавливая ее к свежепомытому полу.
Не, сейчас грех жаловаться — мужики наши хоть и ленивы, но хотя бы теперь могут облегчить участь любимой женщины всяческими техническими приспособлениями. Одна стиральная машина-автомат чего стоит. Уже взрослой несколько лет я играла в игру под названием «прокипятим белье и не ошпаримся» и «постирай джинсы руками». И даже освоила, хоть и с потерями, стиральную доску. Теперь, если припрет, я могу и на доске нашкрябать чего угодно до хрустальной белизны.
Потом наступило улучшение — появилась стиральная машина типа «Сибирь». Правда, появилась она не из магазина, а была отдана мне задаром, поэтому центрифуга у нее работала через раз, а вода из бака не выливалась. Поэтому использованную грязную воду нужно было вычерпывать ковшиком. Однако по сравнению со стиральной доской это была такая фигня!
Но после покупки и установки стиральной машины-автомата я (можете смеяться, даже хохотать) примерно недели две сидела по-турецки перед ее окном и с умилением заглядывала в крутящийся барабан. А уж когда она мягко взрыкивала и начинала это белье отжимать, причем почти до сухого, я впадала в экстаз, переходящий практически в нирвану.
Да и посудомоечная машина сейчас — это не фантастический прибор из романа про загнивающий Запад, а вполне нормальный кухонный агрегат.
В принципе, и с готовкой тоже полегче — если уж совсем невмоготу, то можно прикупить полуфабрикатов, и некоторые из них даже получше, чем «нормалная человеццкая каклета за 12 копеек».
Но в те далекие времена, когда мне было двенадцать лет, всего этого не было. Конечно, я уже приняла на свою шею некоторый груз домашней радости — глажку, полы, пыль, посуду — но готовка оставалась в маминых руках. Папенька Александр Васильевич как-то, сидя на кухне и почитывая книжечку, поднял глаза и увидел любимую жену, которая, придя с работы, как оглашенная металась вдоль плиты. И позвал меня.
У нас в семье вообще были приняты странные эксперименты. Например, глобальное мытье полов и окон было на папе. В этот день мы старались уйти из дома, чтобы от наблюдения этой картины не разорвало в клочья, вдребезги пополам.
Нет, папенька все мыл очень хорошо и тщательно. Правда, помыв, например, половину комнаты, он мог сесть передохнуть, увлечься книжечкой и затормозить процесс на пару часов. Или намылить рамы и пойти погулять, оставив после себя разруху, валяющиеся везде рваные мокрые газеты, тряпки, воду в одном тазу, покрывшуюся ледяной коркой, и воду с марганцовкой в другом тазу, которая уже стала не розовой, а коричневой.
Так вот, папенька осмотрел еще раз поле битвы и сказал мне сурово:
— Галюшка! Мать изнывает под бременем! Мы должны ее освободить. Поэтому готовить будем по неделе — неделю мама, неделю я, неделю ты!
Равноправие, фигли ж.
Мамина неделя прошла как всегда. Затем наступила папина. В первый день было коронное блюдо под названием «яичница пригоревшая с сосисками в приваренном целлофане». На второй день было блюдо «рис полусырой с развалившимися фрикадельками». На третий день были «котлеты по 12 копеек с комковатым пюре». На четвертый день мама встала к плите, и папеньку мы решили туда больше не допускать. И не потому, что не могли есть то, что он приготовил. Совсем нет — мы бы сожрали все, что сделано не своими руками.
Дело в том, что любое блюдо папенька готовил, обложившись книжками по кулинарии, а так как там было не написано, что яйца, к примеру, для варки неплохо не просто положить в кастрюльку, но и воды в нее налить, то он прибегал в комнату и начинал задавать маме уточняющие вопросы.
