Знаменитые случаи из практики психоанализа

В случае с Эрной, без сомнения, можно было утверждать наличие явлений, известных в качестве основы мании прес­ледования, т.е. трансформации любви к родителю того же пола в ненависть и необычайно развитый механизм про­екции. Дальнейший анализ, однако, обнаружил, что гомо­сексуальная склонность Эрны наслаивается на еще более глубокое исключительно сильное чувство ненависти по от- ношению к своей матери, укорененное в ее раннем Эди­повом комплексе и оральном садизме. Результатом этой ненависти стала чрезмерная тревога, которая, в свою оче­редь, была определяющим фактором ее фантазий с манией преследования вплоть до их мельчайших деталей. Здесь мы пришли к новому слою садистских фантазий, которые по своей силе превосходили все, через что я до сих пор проб­ралась в своем анализе Эрны. Это была самая сложная часть работы, подвергшая суровому испытанию готовность Эрны к сотрудничеству в нашем деле, поскольку она была сопряжена с чрезвычайно сильным чувством тревоги. Ее оральная зависть к генитальному и оральному удовлетво­рению, испытываемому ее родителями, по ее мнению, во время сношения, оказалась самой глубокой почвой ее не­нависти. Вновь и вновь она выражала эту ненависть в своих фантазиях, направленных против родителей, соединяющих­ся в половом акте. В этих фантазиях она нападала на них, особенно на мать, с помощью своих экскрементов и других предметов; на самом деле, в глубине ее страха перед моими фекалиями (мухой), которые, как ей казалось, вталкивают в нее, скрывались фантазии о том, как она сама разрушала свою мать с помощью своих опасных и отравленных фека­лий[11].

После того, как эти садистские фантазии и импульсы, относившиеся к очень ранней стадии исследования, были проанализированы, гомосексуальная фиксация Эрны на своей матери уменьшилась, а ее гетеросексуальные импульсы стали сильнее. До этих пор основной детерминантой ее фантазий были проявления ненависти и любви по отношению к ма­тери. Ее отец фигурировал главным образом как простой инструмент коитуса; его значение, по-видимому, было про­изводным от отношений мать — дочь. В ее воображении каждый знак внимания к нему не служил никакой иной цели, кроме желания обмануть ее, Эрну, возбудить ее рев­ность и настроить ее отца против нее. Точно так же в тех фантазиях, где она отбирает отца у своей матери и завла­девает им, основной акцент приходился на ненависть к матери и желание умертвить ее. Если в играх этого типа Эрна выражала любовь к своему мужу, тут же оказывалось, что эта нежность была только предлогом, обозначавшим ее чувство соперничества. Но по мере того, как она делала эти важные шаги в своем анализе, она продвинулась также в своих отношениях с отцом: у нее появились к нему подлинные чувства положительного характера. Теперь, когда уже не ненависть и страх безраздельно управляли ситуацией, смогли непосредственно проявиться отношения Эдипова комплекса. В то же время уменьшилась фиксация Эрны на своей матери, и их отношения, столь двойственные до сих пор, стали улучшаться. Эта перемена в отношении девочки к обоим родителям основывалась на сильных изменениях в характере ее фантазий. Ее садизм стал слабее, а мания преследования теперь проявлялась у нее значительно реже и менее интенсивно. Кроме того, важные изменения про­изошли и в ее отношении к действительности, и это можно было почувствовать, среди прочего, по возросшему втор­жению реальности в ее фантазии.

В этот период анализа, после того, как в играх были выявлены идеи преследования, Эрна часто с удивлением говорила: «Но Мама не может на самом деле так делать? Она на самом деле очень любит меня». Однако, по мере того, как ее связь с действительностью становилась более прочной, а ее бессознательная ненависть к своей матери — более осознанной, она начинала со все большей откры­тостью критически оценивать мать как реального человека. В то же время ее отношения с матерью улучшились, и наряду с этим улучшением в ее поведении стала заметной подлинная материнская нежность по отношению к ее во­ображаемому ребенку. Однажды, после того, как она была очень жестока с ним, она спросила глубоко взволнованным голосом: «Неужели я могла бы так обращаться со своим ребенком?» Таким образом, анализ ее мании преследования и ослабление тревоги не только укрепили ее гетеросексу­альную позицию, но и улучшили ее отношения с матерью и позволили ей самой развить материнские чувства. По моему мнению, удовлетворительная регуляция этих фундаменталь­ных отношений, определяющих для ребенка будущий выбор объекта любви и все течение его дальнейшей жизни, является одним из главных критериев успешного анализа.

Невроз Эрны очень рано проявился в ее жизни. Приз­наки болезни стали заметны уже в возрасте примерно одного года. (В умственном плане она была необычайно развитым ребенком.) С того времени ее трудности постоянно возрас­тали, и когда ей было от двух до трех лет, ее воспитание превратилось в неразрешимую проблему: ее характер уже был ненормальным, и она уже страдала от ярко выраженного навязчивого невроза. Ей еще не исполнилось четырех лет, когда обнаружилась необычная привычка к мастурбации и сосанию пальца. Впоследствии, к шести годам, стало ясно, что ее навязчивый невроз уже находился в хронической стадии. Ее лицо на фотографиях, где ей около трех, имеет то же самое невротическое, озабоченное выражение, что и в шесть лет.

Я хотела бы подчеркнуть необычайную серьезность это­го случая. Навязчивые симптомы, среди всего прочего полностью лишившие ребенка сна, депрессия и другие признаки болезни, а также ненормальное развитие ее характера были лишь слабым отражением лежавшей за всем этим полностью нарушенной и неуправляемой жизни влечений. Дальнейшая перспектива в связи с развитием навязчивого невроза, ко­ торый, как в этом случае, прогрессирует с годами, должна была быть совершенно мрачной. Можно с уверенностью сказать, что единственным средством в подобных случаях является своевременное применение психоанализа.

Теперь мы более подробно рассмотрим структуру этого случая. Приучение Эрны к чистоплотности не было трудной задачей и завершилось необычайно рано, когда ей был всего год. Не было необходимости в какой-либо строгости: стрем­ления рано развившегося ребенка стимулировали быстрое привыкание к общепринятым стандартам чистоты[12]. Но этот внешний успех сопровождался полной внутренней неудачей. Ужасающие анально-садистские фантазии Эрны продемонст­рировали, до какой степени она застряла на этой стадии и к какой ненависти и двойственности это привело. Одной из причин этой неудачи послужила сильная органическая анально-садистская предрасположенность; но важную роль сыграл и другой фактор, на который указывал Фрейд как на предрасполагающий к навязчивым неврозам, а именно: слишком быстрое развитие «Я» по сравнению с либидо. Кроме этого, анализ показал, что и другая критическая фаза в развитии Эрны прошла успешно лишь внешне. Она все еще не оправилась после отнятия от груди. Наконец, вслед за этим она подверглась еще и третьему лишению. Когда она была в возрасте между шестью и девятью месяцами, ее мать заметила, какое очевидное сексуальное удовольствие доставляет ей забота об ее теле и в особенности мытье ее гениталий и ануса. Поэтому мать старалась мыть эти части тела очень осторожно, и чем старше и чистоплотнее ста­новился ребенок, тем, конечно, легче было это делать. Но для ребенка, который воспринял более раннее и более вни­мательное отношение как форму совращения, эта поздней­шая сдержанность стала фрустрацией. Это ощущение сов­ращения, за которым лежало желание быть совращенной, впоследствии постоянно повторялось на протяжении ее жиз­ ни. В любых отношениях, например, со своей няней и с другими людьми, воспитывавшими ее, а также в ходе ана­лиза, она пыталась повторять ситуации, в которых ее сов­ращали или, наоборот, она выдвигала обвинение, что ее совращали. Анализ этой ситуации переноса позволил прос­ледить эту установку через более ранние ситуации к самым ранним - к переживанию ласки в младенчестве.

Таким образом, мы можем видеть, какую роль в каждом из этих трех событий, которые повлекли за собой развитие невроза у Эрны, играли конституциональные факторы*.

После этого случая мне удалось исследовать также и другой конституциональный фактор, приводящий к невро­зу. Он заключается в неспособности части «Я» переносить тревогу. Во многих случаях - один из них и был случай Эрны - детский садизм очень скоро вызывает повышенную тревогу, с которой «Я» не может справиться. Вообще следует сказать, что способность «Я» справиться даже с обычной тревогой у разных людей неодинакова, этот факт имеет этиологическое значение для возникновения неврозов. Оста­ется отметить, что пережитая ею сцена в то время, когда ей было два с половиной, в сочетании с этими консти­туциональными факторами и вызвала развитие невроза на­вязчивых состояний в его полной форме. В возрасте двух с половиной лет и позже, когда ей было три с половиной*, она спала в одной комнате со своими родителями во время летнего отпуска. В этих случаях она могла видеть проис­ ходивший между ними коитус. Последствия этого легко было установить с помощью простого внешнего наблю­дения, даже не прибегая к анализу. Летом, во время которого она имела первый опыт такого