Знаменитые случаи из практики психоанализа

пури­тански настроенными дамами, с которыми мне доводилось сталкиваться во время моей практики в городе и для которых всякое naturalia непременно означало turpia[2].

Можно было бы считать случай объясненным, но откуда взялась галлюцинация головы, которая повторялась при каждом приступе и которая вызывала страх? Я спросил ее об этом. Она тут же ответила так, словно бы наш разговор расширил ее способность понимания:

— Да, теперь я знаю откуда. Это голова моего дяди. Теперь я узнаю ее. Позже, когда начались все эти ссоры, дядя страшно сердился на меня, хотя в этом не было ника­кого смысла. Он часто говорил, что это все случилось из-за меня. Если бы я не болтала, дело бы не дошло до развода. Он всегда угрожал, что что- нибудь сделает со мной, и когда он видел меня издалека, его лицо искажалось от гнева и он подбегал ко мне с поднятой рукой. Я всегда убегала от него и всегда мучалась тревогой, боясь, что он может схва­тить меня, когда я не буду его видеть. Так что лицо, которое я всегда видела, было его лицом, искаженным яростью.

Эта информация напомнила мне о том, что первый симптом истерии -рвота - исчез, но приступ тревоги остался и наполнился новым содержанием. Это значило, что мы имели дело с истерией, которая была большей частью отре- агирована. Поскольку вскоре она сообщила тете о том, что узнала.

- Рассказывали ли вы тете и другие истории так, как вы их понимали?

- Да, но не сразу, а немного позже, когда речь уже шла о разводе. Моя тетя тогда сказала: «Пусть это останется между нами. А если он станет чинить какие-то препятствия при разводе, тогда мы припомним ему все это».

Как я понимаю, с того времени один скандал в доме громоздился на другой, и недомогание Катарины перестало привлекать интерес ее тети, которая была теперь полностью поглощена своими ссорами — именно с того времени на­копления и сохранения и закрепился в памяти этот символ.

Надеюсь, что наш разговор принес пользу этой девушке, сексуальная чувствительность которой была столь преждев­ременно травмирована. Больше мне не приходилось ее видеть. Я не буду возражать, если кто-нибудь усмотрит в разрешении этого случая истерии, как он здесь описан, скорее разгадывание, чем анализ. Разумеется, пациентка принимала как вероятные все те вставки, которые я сделал в ее рассказ, но, тем не менее, ей не удалось идентифицировать их со своими прошлыми переживаниями. Случай Катарины ти­пичен в этом отношении, так как во всякой истерии, вы­званной сексуальными травмами, можно обнаружить те пе­реживания предсексуального периода, которые на ребенка не оказали никакого воздействия, но позднее, когда к де­вушке или молодой женщине пришло понимание ее сек­суальной жизни, приобрели травмирующую силу в качестве воспоминаний. Таким образом, отщепление групп психи­ческих переживаний представляет собой нормальный про­цесс в развитии подростка, и вполне понятно, что их пос­ледующее соприкосновение с «Я» создает благоприятные условия для психологических нарушений. Более того, мне кажется уместным выразить в данном случае определенное сомнение: действительно ли расщепление сознания вследст- вие незнания отличается от того, которое вызвано созна­тельным неприятием, и не обладают ли подростки более обширными познаниями в сексуальной сфере, чем им при­писывают или чем они сами в себе предполагают.

Дальнейшее отклонение в развитии психического меха­низма в данном случае определяет тот факт, что сцена открытия, которую мы обозначили как «вспомогательную», заслуживает также названия «травматической». Ее воздейст­вие определяется не только пробуждением предшествующего травматического опыта, но и собственным содержанием; поэтому ей можно приписывать характер и «вспомогатель­ного», и «травматического» фактора. Однако я не вижу причины, по которой следовало бы отказаться от этого абстрактного различения (хотя в данном случае эти факторы совпадают), поскольку в других случаях этому различению может соответствовать расхождение во времени. Другая осо­бенность случая Катарины, которая, однако, некоторое вре­мя уже была известна, обнаруживается в том, что в процессе конверсии образование феномена истерии не следует не­посредственно во времени за травмой, но проявляется толь­ко после короткого периода инкубации. Шарко считает подходящим для этого отрезка времени название «период психической переработки».

Тревога, проявлявшаяся у Катарины во время присту­пов, имела истерическое происхождение, т.е. она воспроиз­водила то чувство тревоги, которое возникало при каждой сексуально-психической травме. Я также воздержусь здесь от освещения процесса, который мне регулярно приходилось наблюдать в большом числе случаев; я имею в виду то, что уже простое наблюдение сексуальных отношений вызывает у девственниц аффект тревоги.

ЗИГМУНД ФРЕЙД

В данном случае ярко проявились тонкость Фрейда в толковании характерных деталей, умение проследить их происхождение, а также его осторожность в том, что касается некритического принятия каких бы то ни было элементов поведения или рассказа пациента. Мы находим здесь блестящий пример применения Фрейдом своего метода исследования и неутомимого поиска психических механизмов, детер­минирующих установки и поведение пациента.

Хотя процесс лечения как таковой в данном случае не происходил, в описании представлен проницательный анализ одного из наиболее загадочных и разрушительных человеческих недугов - паранойи, пси­хического заболевания, для которого характерны устойчивые мании навязчивой подозрительности. Этот случай представлял особый интерес для Фрейда как ученого, поскольку казалось, что происходящее про­тиворечит психоаналитической теории, а именно, тому положению, что паранойя является результатом борьбы пациента с усилением его гомосексуальных наклонностей. Не отваживаясь на любовные отно­шения с человеком своего же пола, параноик преобразует любовь в ненависть и подозрительность. В данном случае молодая женщина, как это очевидно, перешла от любви к ненависти в своем отношении к молодому человеку. Задача, которую поставил Фрейд, сводилась к тому, чтобы выяснить, не скрывал ли за собой этот по видимости гетеросексуальный конфликт гомосексуальную проблему.

Многие описываемые в газетах случаи вспышек агрессивного на­строения у вполне миролюбивых до этого людей представляют собой проявления параноидных маний. Если бы паранойя была так же легко различима для некомпетентного в области психологии человека, как, скажем, обыкновенная простуда, это избавило бы от ненужных стра­даний множество людей.

Одной из характеристик параноидальной личности является склонность к сутяжничеству, т. е. использование судебных разбира­тельств для того, чтобы отомстить за воображаемый ущерб. Именно такой случай* приведен здесь. К сожалению, не все адвокаты обладают такой проницательностью, как тот адвокат, который прибег к консуль­тации Фрейда в данном случае.

'«Описание случая паранойи, противоречащего психоаналитичес­кой теории». Для данного издания текст переведен с немецкого языка по изданию: S. Freud, Studienausgabe, S. Fischer Verlag, Fr. a. M., Bd. VII, 1973, s. 207 - 216. - Прим. перев.

Женщина, которой казалось, что ее преследуют

(1915)

Несколько лет назад один адвокат консультировался у меня по поводу случая, который вызвал у него определенные сомнения. Молодая женщина обратилась к нему с просьбой защитить от преследований мужчины, который втянул ее в любовную связь. Она сказала, что этот мужчина злоупот­ребил ее доверием тем, что с помощью тайных свидетелей сделал их фотографии, когда они занимались любовью, и что теперь в его власти опозорить ее посредством этих фотографий и принудить ее оставить свою работу. Ее адвокат был достаточно опытным для того, чтобы распознать пато­логическую подоплеку этого обвинения; однако, как он заметил, то, что часто происходит в действительности, ка­жется невероятным, и поэтому для него было бы ценным мнение психиатра по этому вопросу. Он обещал еще раз посетить меня вместе со своей подопечной.

(Прежде чем продолжить свой отчет, я должен признать­ся, что изменил обстоятельства данной истории для того, чтобы сохранить инкогнито ее участников. Я считаю пороч­ной практикой изменять какие бы то ни было детали при описании случая, не зависимо от мотивов рассказывающего. Никогда нельзя утверждать, какой аспект болезни привлечет читателя, обладающего самостоятельным мнением, а значит, автор рискует ввести его в