Керн поковырялся с замком своего дипломата и вытащил наружу записную книжку, ручной коммуникатор и несколько папок. 'Так что мы имеем?' поинтересовался он — 'Есть что-то новенькое?'.
— Ничего. — Фоледа покачал головой.
— А прикрытие Службы Новостей Пасифик?
— Забудь о них. Они тут ни при чем. СНП согласилась предоставить нам прикрытие для этой операции. Если наши агенты не вернулись, это наша проблема. Советы не заявили никаких протестов СНП, и СНП не собирается наживать себе с ними неприятности.
— Советы знают, что это наши люди, и хотят, чтобы мы попотели. добавила Барбара. Это означало, что реакция Советов придет через официальные каналы.
— Пока через Госдеп ничего не было?
— Как говорит Барб, они хотят, чтобы мы попотели. — ответил Фоледа. И я не буду удивлен, если они потомят нас еще немного дольше, ничего не предпринимая.
— Пока мы не сунемся первыми?
— Конечно. Мы должны покопаться, как же так, два наших гражданина пропали без вести, последний раз их видели летящими на советскую пересадочную станцию. Возможно, их взяли с поличным и заподозрили в шпионаже. Почему русские должны торопиться бежать к нам?
— А как дела с ВВС?
— Пока никаких проблем. Брайс переведена к нам на долгий срок. Насколько я знаю, они еще не догадываются об этом.
Несколько секунд Керн бесцельно шелестел бумагами и ерзал в кресле. 'А что, мм… что с нашими двумя там, наверху?' — спросил он. — 'Мы знаем, чего ожидать?'.
— Я думаю, они все еще там, и будут там еще некоторое время.
— А о многом ли они могут рассказать?
— Тебя это волнует?
— Меня это волнует.
— Ну что ж, Лью Мак-Кейн — старый кадр. О нем беспокоиться не стоит. Он работает на меня уже многие годы. Даже если что-то очевидно и неотразимо, он никогда не признается в этом. Их так учат. — Брови Фоледы сдвинулись, выражение лица стало более серьезным. — А вот про девчонку этого не скажешь. Такие вещи — не ее специальность. Она из другого мира, и я не знаю, чего от нее ожидать.
— Мы попытаемся выяснить это у полковника Рэймонда в Хэнскоме, когда придумаем, как им об этом сообщить. — сказала Барбара.
Керн кивнул, но выглядел неуютно, его одолевала новая мысль. Наконец он спросил: 'А каковы шансы на то, что при допросах Советы используют… скажем так, 'крайние меры'?'
— Я не вижу такой возможности. — твердо ответил Фоледа. — Вся эта история имеет огромный пропагандистский потенциал, если Советы апеллируют к общественному мнению, и они знают об этом. Они захотят разыграть эту карту перед всем миром целой и невредимой и не станут ставить под угрозу свое преимущество невыгодной для них рекламой.
— Угрозы, может быть? — спросила Барбара.
— Может быть, — согласился Фоледа. — Угрозы, обвинения во всяких гадостях… Мак-Кейн разберется в ситуации и не поддастся на это. Но опять, девчонка… Не знаю.
— Мы не должны были ее использовать. — сказал Керн. — Должен был быть кто-то еще, кто разбирался бы не только в техническом вопросе, но и был бы как следует подготовлен. С самого начала мы приняли ошибочное решение.
— Может быть, — со вздохом признался Фоледа. — Я думаю, сегодня нам еще не раз скажут об этом.
Дисплей на столе негромко прогудел и появилось лицо Розы.
— Они собираются, — объявила она. — Золанский и его заместитель уже поднимаются, Пирс только что вошел в здание.
Фоледа взглянул на остальных и поднял брови.
— О'кей, Роза. — ответил он. — Раздавай бумажные колпаки и свистульки.
6
Приглушенное жужжание, то чуть тише, то чуть громче. Льюис Мак-Кейн прислушивался, не открывая глаз, пусть окружающие думают, что он еще не пришел в себя. Он понимал, что только что проснулся. Шум, который он слышал, был ему незнаком, и вероятнее всего. он находится в незнакомом месте.
Он открыл глаза и увидел белый потолок с вентиляционной решеткой в углу. Повернул голову, чтобы лучше рассмотреть его; голова кружилась, перед глазами все плыло. Попытался подняться, но между висков и в шее прострелила боль и он опустил голову на подушку, собираясь с силами. Потом он повернулся на бок и снова открыл глаза.
Койка, на которой он лежал, стояла в маленькой комнатке без окон. Мебели почти не было, кроме простого стола и одного стула, на котором висела его одежда. Над столом висела книжная полка, на ней несколько книг. Стены были двухцветными, до середины стены темно-синими, а потом черная полоса и белый цвет до самого потолка. В голове понемногу прояснялось, и он вспомнил, что находится в камере — три, может быть четыре дня, точно он не помнил, — в штаб-квартире внутренней безопасности КГБ в Тургеневе. Дверь камеры, выходившая в коридор, была прочной, с маленькой решеткой, закрывающейся скользящей дверцей. В углу за перегородкой стояла крошечная раковина и туалет.
Мак-Кейн приподнялся на локте, двигаясь медленно и осторожно. В голову опять ударила боль, он замер, не двигаясь, и через несколько секунд боль прошла. Он сел, отбросил одеяло без пододеяльника в сторону и свесил ноги с койки. Опять подступило головокружение, потом тошнота. Он попытался собраться с силами, чтобы добраться до унитаза, но все прошло. Натянул мешковатые штаны, мягкие тряпичные туфли, которые выдали ему вместо отобранной одежды. Встал, покачиваясь, как пьяный и подошел к столу. Среди прочих книг на полке стоял роман о путешествии в Якутию в девятнадцатом веке. Мак-Кейн снял его с полки, открыл; на задней странице обложки, в дюйме от верхнего края были выдавлены три маленьких метки. Он сделал ногтем четвертую, поставил книгу на место и отошел к умывальнику сполоснуть лицо. В теле чувствовалась странная тяжесть.
После ареста он ни разу не видел Полу. Допросы были постоянными и выматывающими, но пока к нему относились нормально. Без сомнения, Советы собирались полностью использовать пропагандистские возможности ситуации и не собирались подставлять себя под обвинения противоположной стороны. Сколько времени может длиться такая ситуация — это уже другой вопрос, думал Мак-Кейн, вытираясь и глядя в металлическое зеркало, вделанное в стену. Русские, конечно не будут торопиться, чтобы облегчить давление на Штаты, и, может быть, поэтому он до сих пор лишен возможности связаться со своим начальством на Земле. Собственно говоря, в разговорах даже не упоминалось о том, знает ли об этом инциденте широкая публика.
Выйдя из-за перегородки, он еще не успел натянуть рубашку, когда зарешеченное окошко в двери приоткрылось и стали слышны голоса снаружи. Чьи-то глаза с секунду внимательно изучали его, а потом дверь открылась. Вошел высокий седой мужчина с эспаньолкой, сопровождаемый вторым, помоложе и смуглым. Оба были одеты в белые врачебные халаты и серо-белые клетчатые штаны. Два охранника в форме остались снаружи, когда старший захлопнул дверь. Мак-Кейн напрягся, но поведение этих двоих не было угрожающим.
— Ну, как вы себя сегодня чувствуете? — поинтересовался бородач. Его голос был доброжелательным и будничным, словно Мак-Кейн знал, о чем речь. Мак-Кейн промолчал.
— Тяжело? Координация нарушена? Голова кружится, а? — бородач уселся на край стола, и, сложив руки, оглядел Мак-Кейна с ног до головы. Второй поставил на стол черный медицинский саквояжик.
— Ну-ну, — продолжил бородатый после небольшой паузы. — Вряд ли мы сможем помочь нашему пациенту, если он не говорит ни слова, не так ли?
— Помочь в чем? — ответил Мак-Кейн. — О чем вы говорите?
