Анна сидела на краешке кресла, вежливая, и в то же время напряженная и хмурая. Ее привлекательное лицо побледнело, обнаружило нотки усталости. Дневной свет от окна подчеркивал ее хрупкое сложение. На Барбару Анна производила впечатление очень серьезного человека, целиком отдавшегося идее, и эта идея для нее значила больше, чем все остальное в жизни. Интуиция подсказывала ей, что Анна — именно та, за кого себя выдает, и жаль, что ее способности не пригодятся.
— Я хочу поговорить с вами о другом, о прошлых событиях вашей жизни. Ваш бывший муж Игорь — что вы можете сказать о нем?
Она внимательно вглядывалась в лицо Анны, но не смогла уловить ни тени неприязни, ни тени грусти.
— Многое. Что вам нужно знать?
— Вас не удивляет, почему мы заинтересованы им?
— Меня уже ничего не удивляет. У вас, наверное, есть веские причины.
— Восемь лет назад вы были членом Клуба-По-Пятницам, — это был не вопрос, скорее констатация факта.
— Да.
— И других аналогичных групп, — это была догадка, но стоящая проверки.
— Да.
— Какого рода деятельностью вы там занимались?
— Это так уж необходимо вам? Я уже сто раз рассказывала об этом англичанам. Вы можете спросить у них? Мне ведь не нужно напоминать, что времени у нас мало, а ваша встреча для вас очень важна. Я хотела бы, чтобы она не прошла впустую.
Барбара кивнула головой.
— Тогда скажите мне, ваш муж тоже был диссидентом? Вы работали вместе? Насколько его взгляды сходились с вашими?
— Мы тогда жили в Севастополе, — отстраненно ответила Анна. — Он работал над связью с подводными лодками. Потом мы переехали в Москву, его сделали профессором в университете.
— Да, я видела его досье.
На подоконник снаружи уселся голубь. Он прошелся по окну, раздувая зоб и двигая головой вперед- назад, как забавная механическая игрушка. Потом наклонил голову и несколько секунд смотрел одним глазом внутрь.
— Он был одним из нас. У нас была общая цель жизни. Но он не был так увлечен идеей, как другие. Может быть, потому, что был ученым. А может быть, он и стал ученым поэтому… Он всегда был более спокойным, невпечатлительным, всегда анализировал. И очень терпеливый. Он мог бы ждать изменения системы и сотню лет.
— Значит ли это, что он до сих пор диссидент?
— Конечно, конечно, — Анна говорила без тени сомнения. — Он не из тех, кого легко можно изменить.
— Вы знаете, где он теперь?
— Последний раз я слышала, что его перевели в Сибирь, в какое-то научно-исследовательское учреждение — но это было еще несколько лет назад.
— Вы не встречались после развода?
— Нет.
Барбара удивленно посмотрела на нее:
— Я думала, что этого требует ваша работа.
Анна помолчала. Потом продолжила:
— Мой брак с Энрико — моим нынешним мужем, это было очень удачное обстоятельство для нашей группы. У нас появились возможности расширения зарубежных контактов и возможно, поддержки из-за рубежа. Мне казалось, что значительно безопаснее, чтобы не ставить под угрозу такой счастливый случай, порвать все связи с прошлым.
Это не объяснение, подумала Барбара. Если бы Дьяшкин хоть раз попал под подозрение КГБ, то его бывшая жена автоматически оказалась бы в списке подозреваемых, независимо от того, встречались ли они потом или нет. Брак Анны с офицером КГБ состоялся без всяких проблем, поэтому пока, во всяком случае, Дьяшкин оставался чистым.
Анна заметно разволновалась и потянулась за сумочкой, стоящей на окне. Она пошарила внутри и достала коробочку с таблетками. Барбара взяла со столика стоявший рядом с магнитофоном кувшин с фруктовым соком, наполнила стакан и протянула его. Анна глотнула таблетку и собравшись с духом, продолжила:
— Тут не только в этом дело. Игорь умел обращаться с женщинами, да вы, наверное, это уже знаете. И хотя он был немногословным, но женщины сами слетались к нему. Он излучал какое-то поле… тайны, может быть, превосходства. Вы меня понимаете.
Барбара поощряюще улыбнулась.
— Конечно. Кто не встречал таких?
— Может быть, наш брак был ошибкой. Игорь был блестящим мужчиной. Иногда я чувствовала, что не могу нормально с ним говорить, что я слишком глупа для него. Когда мы познакомились, он служил во флоте. Какое-то время все было отлично. Но когда он защитил докторскую, и начал встречаться с более образованными людьми… — Анна допила остатки сока. — Один из его романов стал очень серьезным. Конечно, она тоже была ученой, ядерщик, что ли. Я видела ее несколько раз. Душевная женщина. Самым выдающимся у нее были волосы. Как огонь, красно-рыжие, почти оранжевые.
— Вы не помните ее имени?
— Ошкадова. Ольга Ошкадова.
— А откуда она была?
— Не знаю. Она работала в академгородке в Новосибирске.
— Ясно. Продолжайте.
Анна пожала плечами.
— Тут нечего продолжать. Он решительно хотел развода. Исходя из нашей общей подпольной деятельности, не в наших интересах было ругаться и переживать из-за этого. Он согласился на большие алименты, чтобы облегчить мне жизнь. Собственно, я не очень и возражала.
— Ольга тоже была диссидент?
— Не знаю. Если и была, я об этом не знала. Впрочем, согласитесь, что вряд ли об этом рассказывают всем и каждому.
Барбара кивнула:
— А ваш нынешний брак с Энрико, вы говорите, что он…
— По любви, вы хотите сказать? — Анна покачала головой и невесело улыбнулась. — Меня это уже не волнует. Я достаточно испытала таких разочарований, и для меня этот брак — лишь средство. Энрико, не Энрико — в данном случае это чистый брак по расчету, возможность, которую было невозможно упустить.
В дверь постучали. Из спальни выбрался Джереми, подошел к двери — там стоял официант с тележкой, нагруженной чашечками, блюдцами и серебряными ложками.
— Вот молодец. Оставь это здесь, ладно? Вот на, выпей за нас.
— Большое спасибо, сэр. — Официант закрыл дверь.
— И последний вопрос, — сказала Барбара.
Анна повернулась к ней:
— Да?
— Вы или ваш муж никогда не были связаны с группой, называвшей себя 'Комитет за Свободу и Достоинство'?
Анна выглядела озадаченной:
— Нет.
— Вы никогда не имели никаких дел с человеком по прозвищу 'Черепаха'?
— Нет.
