Вначале замерцала тестовая картинка, и начался отсчет от десяти до нуля. Внезапно на экране появился зернистый черно-белый кадр с человеком в скафандре космонавта. Ах нет… все-таки нет… Не в скафандре. Это хирург или кто-то, похожий на хирурга в спецодежде, склонившийся над операционным столом.
— Что он делает? — спросил Данфи.
Брейдинг в ответ только покачал головой:
— Смотрите, смотрите.
Джек понял, что съемка старая, наверное, материал перенесен с восьмимиллиметровой пленки на видео. Было видно, как дрожит камера, которую оператор явно держал в руках. Изображение на экране то расплывалось, то становилось более отчетливым по мере того, как снимавший двигался по комнате, пытаясь отыскать место, удобное для крупного плана, и лучший угол обзора. Когда наконец ему это удалось, Данфи ахнул.
— Что, черт возьми, там происходит?
— Не ругайтесь, — сказал Брейдинг, и Данфи, услышав слова старика, подумал, что вернулся в свои школьные годы, в те времена, когда в последний раз слышал подобное замечание.
Он уставился на телеэкран. На операционном столе находилось нечто обнаженное и по виду не совсем человеческое. Или, точнее, оно в основном напоминало человека, но страшно изуродованного. Чем бы это ни было, оно было мертво. Парень в спецодежде проводил вскрытие.
Данфи сделал глубокий вдох. Существо, лежавшее на столе, было совершенно бесполым или по крайней мере казалось таким. У него было две ноги и две руки; правая нога была сильно искалечена в области колена. Данфи обратил внимание, что кисть левой руки отсутствовала, словно ее оторвало во время какой-то катастрофы, зато на правой руке было не пять, а шесть пальцев. Переведя взгляд на лицо существа, он заметил, что уши у него слишком маленькие, а глаза, черные и бездонные, невероятно большие. Рот был размером с отверстие, пробитое пулей, и столь же идеально круглый. Губ вообще не было.
Очень медленно камера приблизилась к рукам хирурга, сосредоточившись на том, как он извлекает из груди существа серую массу и кладет ее на поднос из нержавеющей стали. Данфи не представлял, что это за масса. Какой-то орган? Но какой? Не имеет значения. Он обнаружил нечто еще более интересное.
— А где его пупок? — спросил Данфи. Брейдинг покачал головой, подобные вопросы его раздражали. — У него нет пупка, — повторил Данфи. — И сосков.
Брейдинг равнодушно кивнул, а затем ткнул пальцем в сторону телеэкрана.
— Вот, — проговорил он странно взволнованным голосом, — видели?
Он направил пульт дистанционного управления на телевизор и остановил кадр.
Данфи пребывал в полной растерянности.
— Видел что?
— Что? Черт побери! Что здесь не так?
Данфи не понимал, о чем он говорит.
— Что здесь не так? Здесь все не так. У парня отсутствует пупок. У него нет сосков. На руке у него шесть пальцев…
Брейдинг рассмеялся.
— Нет, нет, нет. Я не об этом. Тут все нормально. — Он снова ткнул пальцем в телевизор. — Я о телефонном проводе там, в глубине. Посмотрите внимательнее.
Данфи посмотрел на телефонный провод. В глубине над подносом с хирургическими инструментами действительно висел настенный телефон.
— Ну и что?
Брейдинг захихикал.
— А то, что «AT и Т» не делала витых телефонных проводов до начала пятидесятых. А сюжет, который вы смотрите, предположительно снят в сорок седьмом. Это означает, что весь отснятый здесь материал пришлось выбросить. А ведь его съемка стоила больше миллиона. И все из-за какого-то телефонного провода! Ну как вам?
Брейдинг расхохотался, и Данфи услышал собственное ответное хмыканье.
— А как вы ее заполучили?
Брейдинг пожал плечами:
— Между нами? — Данфи кивнул. — Один из ребят мне ее прислал.
— Из «Оптикал мэджик»?
Брейдинг кивнул:
— Вот тебе и промашка! Многим головы посносили! И очень важные головы притом! Вашингтонские головы, я вам скажу. И я вам объясню почему. Вы представляете, насколько тяжело найти пленку «Кодак» в рабочем состоянии, которая могла быть использована в сорок седьмом году?
— Не представляю, — ответил Данфи.
— Очень тяжело. По меньшей мере. — Брейдинг выключил телевизор и посмотрел на Данфи. — О чем это мы говорили?
Даже Данфи не сразу вспомнил. Наконец до него дошло:
— О Придире. То есть о коровах.
— Верно! И я хотел сказать, что единственное, чему не поверил никто, была официальная версия событий.
Данфи на мгновение растерялся. У него возникли затруднения из-за столь быстрого перехода от изуродованных коров к мистификации со вскрытием, а затем снова к изуродованным коровам.
— Какая официальная версия? — спросил он. — Версия чего?
— Версия происшедшего, — ответил Брейдинг. — Ведь хищники в естественной среде так себя не ведут. Кроме того, кто-то увидел вертолет, и это тоже попало в газеты.
Данфи на мгновение задумался, а затем спросил:
— А что вы делали с органами?
— Забирали их. У нас были ассистенты с хирургической подготовкой. Не врачи в прямом смысле слова, а скорее ветеринары или студенты-медики. Наверное, все-таки студенты-ветеринары.
— И что с ними потом происходило?
— С кем?
— С органами.
— Ну, я ведь вам сказал, дело совсем не в органах. Они были просто побочным продуктом нашей операции, неизбежными потерями, как и сами коровы. Впрочем, если вам так уж хочется знать, мы их сжигали.
— Значит, их никто не изучал и не…
— Нет, — решительно ответил Брейдинг. — Конечно, нет. Их никто не изучал. Мы просто забирали чертовы органы и сжигали их… — Брейдинг помолчал. — Только…
— Только что?
— Раза два мы извлекали кое-какие внутренности и готовили их.
— Кое-какие внутренности?
— Ну, мозги. Собственно, вилочковую железу. Знаете, я ведь неплохой повар.
Данфи кивнул.
— Считается, что таким образом я и заполучил свою болезнь. Ведь мозги — главный переносчик инфекции.
Джек кивнул. Он сидел молча, ручка застыла над блокнотом. Он не знал, что ему записывать. Наконец он отложил ручку, закрыл блокнот и сказал:
— Я все равно не понимаю.
— Чего не понимаете?
— Цели всего этого.
Брейдинг воздел руки, изображая полную неспособность помочь Данфи.
— Откуда мне знать? Единственное, что я могу сказать, — цель, как мне представляется, заключалась в том, чтобы произвести впечатление. Заставить людей задуматься. Обсуждать случившееся. Даже
