— Что?
— Саймон!
Данфи оглянулся.
— Что я должен сделать? Закрыть глаза? Повернуться на сто восемьдесят градусов? Что?
— Саймон учился на факультете психологии. Факультет очень большой, но… возможно, Шидлоф что- то у него читал.
— Ты можешь ему позвонить?
Она отрицательно покачала головой:
— Не думаю, что у него есть телефон. И я даже не знаю его фамилии.
Плечи Данфи опустились.
— Да, тогда найти его будет трудновато.
— Напротив, очень легко.
— Каким образом?
— На рынке в Кэмден-Лок. У его родителей что-то вроде палатки. Торгуют сантехническим оборудованием, старой военной формой. Обычным барахлом.
— Ты меня познакомишь с ним? — спросил Данфи.
— Если пообещаешь купить мне куртку сержанта Пеппера, то конечно.
Воскресенье выдалось холодное, из подземки тянуло жуткой стужей. Поднимаясь вверх по длинному эскалатору, Данфи и Клементина прижались друг к другу, защищаясь от сильнейшего вихря, поднятого кондиционерами.
— Сущий ад! — воскликнула Клементина. — Я замерзаю, а мы ведь еще даже не на улице!
Она обеими руками обхватила правую руку Данфи так, словно он пытался от нее убежать, и приплясывала, чтобы хоть немного согреть замерзающие ноги.
Клементине удавалось быть красивой без малейшего усилия, как это часто удается моделям, когда они проходят по аэропортам Нью-Йорка, Парижа и Милана. Она надела первое, что попалось ей сегодня утром под руку: старенький хлопчатобумажный свитер (черного цвета); джинсы (тоже черные, протертые на коленях); сапожки из мягкой кожи с отворотами и тонкую кожаную куртку, которая совсем не спасала от холода. Ветер разметал ее волосы, и то накрывал ими лицо, то поднимал вверх. Ей не хватало времени на косметику, да, собственно, она в ней и не нуждалась. На чистой бледной коже Клементины от холода появился легкий румянец. Стоя рядом с ней на эскалаторе, с легким грохотом поднимающемся на поверхность под наклоном в сорок пять градусов, Данфи периферийным зрением отметил взгляды по меньшей мере полудюжины мужчин.
Ветер прекратился, едва они вышли из метро, слившись с толпой на Кэмден-Хай-стрит. Боковые улочки были заполнены обкуренного, нервного вида парнями в кожаных куртках, африканскими торговцами, наркоманами, металлистами, яппи, панками, пьяницами, шизофрениками, туристами, артистами пантомимы. Воздух представлял собой мешанину из сладковатых и кислых ароматов, запаха жареных каштанов и прокисшего пива, колбасы, лука и пота. И все это двигалось под перекрывающие друг друга ритмы регги, рэпа, зуки, Билла Хейли и «Перл джем». Клементина с сияющим, радостным лицом крепко держала Данфи за руку, а толпа несла их по улице мимо хлипких палаток, загруженных свитерами, бесчисленными вешалками с грошовой одеждой и коробками с контрабандными записями.
— Такое впечатление, что у них здесь лето любви,[26] — сказала она. — А на самом деле ведь вокруг зима и мороз. И люди выглядят совсем иначе.
Данфи хмыкнул.
— Да, ты права. Но что ты знаешь о «Лете любви»? Ведь тебя тогда даже в проекте не было.
— Я видела документальный фильм.
Они нашли Саймона в магазине его родителей, который оказался просто открытой витриной посреди хитросплетения тупичков, ниш, комнатенок в зданиях, когда-то, много лет тому назад, служивших городскими конюшнями. Худой как палка, двадцати с чем-то лет, Саймон, несмотря на вполне зимнюю стужу, стоял в пинк-флойдовской майке, голубых джинсах и «док-мартенсах».[27] Татуировка с изображением Бетти Буп[28] украшала то место, где должен был бы располагаться бицепс. Неподалеку электрообогреватель светился ярко-оранжевым огоньком, похожим на тот цвет, который охотники носят в сезон охоты на оленей.
Заметив Клементину, Саймон сразу расцвел.
— При-вет! — крикнул он и зашагал к ней, протянув руки для объятия.
Обнявшись, они, по мнению Данфи, слишком уж долго раскачивались из стороны в сторону. Наконец Саймон заметил его и робко отступил на несколько шагов.
— Может быть, чашку чаю? Для тебя и для твоего друга?
— Нет…
— Конечно, конечно, да! — воскликнул он и исчез за занавеской с кисточками.
Данфи бросил взгляд на Клементину.
— Кажется, ты говорила, что не очень хорошо его знаешь.
Клементина покачала головой.
— На самом деле я сказала, что не знаю его фамилии.
Несколько мгновений спустя из-за занавески появился Саймон с парой щербатых чашек, в которых дымился горячий чай.
— «Тэтли». Лучшее, что у меня есть. Зато горячий. — Он протянул чашки Данфи и Клементине и плюхнулся на один из множества стульев, что в беспорядке заполняли помещение. — Итак, — произнес он, потирая руки с видом человека, жаждущего услышать что-то интересное, — что я могу вам сегодня предложить? Душ, совсем как новенький? Вибратор, которым почти не пользовались? Или что-то еще?
— Спасибо, не сегодня. Джека интересует тот профессор… которого пришили.
— Шидлоф?
— Да-да, Шидлоф, — подтвердила Клементина. — Я сказала Джеку, что ты слушал его лекции.
Саймон пристально взглянул на Данфи.
— Значит, вы полицейский?
— Нет, — ответил Данфи.
— Друг семьи?
Данфи покачал головой.
— Просто друг Клем.
Саймон кивнул:
— Да, ведь у нее явно больше друзей, чем у Билла.
Данфи улыбнулся:
— Подозреваю, что так. Но ведь… вы действительно посещали его лекции?
— Да, посещал. Ну и что?
— Я надеялся, что у вас могли сохраниться конспекты.
— Что? От лекций Шидлофа?
— Да.
— Маловероятно. Да если бы они и сохранились, их бы уже забрала полиция. Ведь так?
— Не знаю. А с какой стати?
— Потому что полицейские приходили ко мне. Я удостоился их визита за посещение лекций Шидлофа.
— И они конфисковывали студенческие конспекты?
— Говорили, что собирают информацию. «Информацию о чем?» — спросил я их. «Не твоего ума дело!» — ответили они. Мне преподнесли великолепный урок на тему академических свобод.
— И все-таки, — настаивал Данфи, — вы можете что-нибудь рассказать о его лекциях?
— Что конкретно?
— О чем были лекции?
Саймон взглянул на Клементину, и в глазах его читался вопрос: «Что это за парень?» Клементина пожала плечами, словно хотела сказать: «Давай-давай, делай, что тебя просят».
