– Что? – вскинулся Эф. – Нет.
– Он более не ваш друг, – настаивал Сетракян. – Он – ваш враг.
– Даже если это и так, он мой пациент.
– Этот человек не болен. Он перешел в состояние, где болезней более нет. Через несколько часов он переменится полностью. А кроме того, это чрезвычайно опасно – держать его здесь. Как и в случае с пилотом, вы подвергаете опасности людей, которые находятся в этом здании.
– А что если… если он не получит крови?
– Без пищи он начнет пожирать себя. Не получив крови в течение сорока восьми часов, червь берется за мышцы и жировые клетки, процесс этот медленный и болезненный. И так будет продолжаться, пока не останутся только вампирские системы.
Эф продолжал качать головой.
– Мне необходимо составить программу лечения. Если болезнь вызывается вирусом, нужно начать работу по поиску лекарства.
– Лекарство есть только одно, – ответил Сетракян. – Смерть. Уничтожение тела. Милосердная смерть.
– Мы – не ветеринары, – отрезал Эф. – Мы не можем убивать людей, которые больны слишком тяжело, чтобы выжить.
– Вы убили пилота.
– Там – другое, – пробормотал Эф. – Он напал на Нору и Джима… бросился на меня.
– Ваша философия самозащиты, правильно истолкованная, полностью соответствует и сложившейся ситуации.
– Тогда это будет философией геноцида.
– А если их цель – уничтожение человечества… каков ваш ответ?
Эф не хотел общих рассуждений. Он смотрел на коллегу. Друга. Сетракян понял, что ему их не переубедить. Пока.
– Отведите меня к останкам пилота, – сказал он. – Возможно, вы измените свою позицию.
Все молчали, пока на лифте спускались в подвал. Дверь в морг была открыта. Рядом стояли полицейские и администратор больницы.
Эф направился к ним.
– И что тут?..
Он увидел, что металлическая коробка погнута, замок взломан.
Администратор не открывала дверь. Кто-то ее взломал.
Эф быстро заглянул внутрь.
Пустой стол. Останки Редферна исчезли.
Эф повернулся к администратору, но, к его изумлению, увидел, что она отошла на несколько шагов и уже что-то говорит полицейским.
Сетракян взял его за руку.
– Нам лучше уйти.
– Но я должен выяснить, где его останки.
– Их нет, – сказал Сетракян. – И нам их уже не найти. – Старик с удивительной силой потянул Эфа за собой. – Я думаю, они свое дело сделали.
– Какое дело? О чем вы?
– Главным образом, отвлекли. И эти останки такие же мертвые, как пассажиры с того самолета, чьи тела однажды лежали в моргах.
Шипсхед-Бей, Бруклин
Только-только овдовевшая Глори Мюллер искала в Интернете советы тем, чей супруг умер, не оставив завещания, когда заметила новостное сообщение об исчезновении трупов пассажиров рейса 753. Пошла по линку, прочитала заметку над названием: «Никакой ясности нет». Федеральное бюро расследований через час назначило пресс-конференцию, чтобы объявить об увеличении вознаграждения за любую информацию, связанную с исчезновением из моргов трупов пассажиров, прибывших в Америку рейсом авиакомпании «Реджис эйрлайнс». Заметка пугала. По какой-то причине Глори вспомнила прошлую ночь, когда она проснулась от кошмара и услышала шорохи на чердаке.
Из того сна, что разбудил ее, она помнила только одно: Герман, ее недавно умерший муж, вернулся к ней из мертвых. Произошла ошибка; этой странной трагедии, что произошла с пассажирами и экипажем рейса 753, в действительности не было, и Герман прибыл к двери черного хода их дома в Шипсхед-Бей с улыбкой на лице – улыбкой типа «а ты думала, что избавилась от меня?» – в ожидании ужина.
На людях Глори играла роль скромной, скорбящей вдовы и собиралась играть эту роль во время расследования и судебного разбирательства. Она никому не собиралась рассказывать, что полагает подарком судьбы трагические обстоятельства, забравшие жизнь ее мужа, с которым прожила тринадцать лет.
Тринадцать лет семейной жизни. Тринадцать лет оскорблений и побоев, в последнее время все чаще и чаще в присутствии их мальчиков, девяти и одиннадцати лет. Глори жила в постоянном страхе перед переменами настроения мужа и даже позволяла себе (только в мечтах, ни о какой реальности речь не шла) задаться вопросом, а не следует ли ей забрать мальчиков и уехать, пока он навещал умирающую мать в Гейдельберге. Но куда она могла уехать? А главное, что бы он сделал с ней и с мальчиками, когда нашел бы их? И она знала: он – найдет.
Но Бог проявил милосердие. Наконец-то ответил на молитвы. Спас ее и мальчиков. Убрал черную тень, которая столько лет накрывала их дом.
Она поднялась на второй этаж, посмотрела на крышку чердачного люка, на болтающуюся веревку, которая позволяла опустить крышку.
Еноты. Они вернулись. Герман поймал одного на чердаке. Вынес обезумевшего от страха зверька во двор и при детях устроил показательную казнь.
Но это уже в прошлом. Теперь ей бояться нечего. До прихода детей из школы оставался час, и Глори решила подняться наверх. Все равно хотела просмотреть вещи Германа. Старые вещи собирали по четвергам, почему бы не успеть к этому дню?
Ей требовалось оружие, и прежде всего в голову пришла мысль о мачете Германа. Он купил его несколько лет назад и держал в запертом сарайчике, примыкавшем к дому. Когда Глори спросила его, зачем покупать мачете, вещь, уместную в джунглях, но не в Шипсхед-Бей, Герман просто фыркнул: «Не твоего ума дело».
И так всегда. Он давно уже не считал ее за человека. Глори сняла ключ с крючка на обратной стороне двери кладовой, вышла из дома, сняла замок, открыла двери сарая. Нашла мачете, завернутый в клеенку, под старым набором для крикета, подаренным им на свадьбу (теперь она использует его на растопку). Принесла сверток на кухню, положила на стол, замялась, прежде чем развернуть.
Она всегда связывала мачете со злом. Всегда представляла себе, что мачете сыграет злую роль в судьбе их семьи. Возможно, именно этим мачете Герман ее и убьет. Тем не менее она развернула его, но очень осторожно, словно спящего маленького демона. Герман никогда не позволял ей прикасаться к принадлежащим ему вещам.
Увидела длинное, широкое, толстое лезвие. Рукоятку в коричневой коже, чуть истертой рукой прежнего владельца. Подняла, повертела, почувствовав вес этого необычного большого ножа. Увидела свое отражение в стеклянной дверце микроволновки, испугалась. Женщина, стоящая с мачете на кухне.
Она чокнулась, и только из-за него, Германа.
Глори пошла наверх с мачете в руке. Встала под крышкой люка, взялась за веревку. Потянула. Крышка пошла вниз, на скрипучих пружинах повернулась на сорок пять градусов. Шум этот мог напугать любых зверьков. Глори постояла, прислушиваясь к звукам наверху, но там стояла тишина.
Она повернула выключатель, однако свет на чердаке не зажегся. Еще две попытки ни к чему не
