времени ей стало абсолютно понятно, что она в очередной раз влюбилась. Разов этих было всего три, причем один относился к десятилетнему возрасту. И вот, похоже, наступил четвертый, в сто раз хуже прежних — ведь сейчас Пэтти влюбилась по уши, не успев даже как следует сообразить, что происходит.
Ее ладони заныли, и только тогда она поняла, что чересчур сильно сжимает баранку. Но разве это боль! Слабая тень того, что будет, если она уступит Брайану, завертит с ним роман, а потом останется в одиночестве, чтобы оплакивать черепки своего короткого счастья.
Не нужно мне никаких романов, мрачно подумала Пэтти. Ни к чему это. Надо держаться от Брайана на расстоянии. И вообще, разве нет у меня других проблем?
С этой мыслью Пэтти покинула пикап и побрела к дому.
Дед Тед и до болезни не особенно любил, когда кто-то задерживался в его комнате, а сейчас еще больше укрепился в своей привычке — ведь ему все время приходилось готовиться к предстоящему выступлению. Поэтому Кэтти хоть и присматривала за ним, но незаметно, и чаще всего ее можно было застать на кухне.
Так было и в этот раз.
— Ну как он? — спросила Пэтти, выкладывая из пакета на стол купленное еще утром лекарство.
— Все то же, — вздохнула Кэтти. — После завтрака принялся готовиться к представлению.
Пэтти тоже вздохнула, но не тяжело, как можно было ожидать, а с некоторым облегчением. Правда, к данной ситуации оно не имело никакого отношения. Просто, оказавшись в привычной домашней обстановке, Пэтти немного отвлеклась от мыслей о Брайане и с ее души будто камень свалился. Ну, или обломок камня.
Бабушка Кэтти неожиданно улыбнулась.
— Пришлось схитрить.
Пэтти удивленно взглянула на нее.
— Каким образом?
— Я сказала Теду, что сегодня понедельник. И это подействовало.
Моргнув раз, другой, Пэтти просияла.
— Гениально! Как это я сама не додумалась!
По понедельникам в цирке представлений не давали. С некоторой натяжкой его можно было назвать выходным днем. Дельфины по понедельникам отдыхали, но Пэтти и Джон кормили их и ухаживали за ними как обычно. Дед Тед в последние два года по понедельникам тоже оставался дома и шутил по этому поводу, что окончательно сравнялся с дельфинами.
После урагана он шутить перестал, а потом его рассудок помутился.
— Значит, ты сказала деду, что сегодня понедельник, а он что? — спросила Пэтти, спеша узнать подробности.
— Поскреб в затылке, пробормотал что-то о склерозе, затем отправился на террасу читать газету.
Это только так называлось — читать. На самом деле дед просто устраивался в тенечке в плетеном кресле, раскладывал на коленях потертую, едва ли не прошлогоднюю газету и погружался в дрему. Правда, так бывало лишь в те дни, когда его не беспокоило сердце.
— После ланча Тед ушел к себе, и с тех пор я к нему не заглядывала, — добавила Кэтти. — Только слушала под дверью, что он делает.
— Значит, пока все спокойно? — спросила Пэтти.
Бабушка Кэтти удовлетворенно кивнула.
— Сегодня — на удивление.
— Возможно, завтра стоит повторить эксперимент?
— Я склоняюсь к той же мысли. Завтра у нас тоже будет понедельник.
Пэтти прикусила губу.
— А вдруг дед догадается, что мы его обманываем?
— Вряд ли. Сегодня у него не возникло ни тени сомнений. — Бабушка Кэтти вздохнула. — Мне самой не нравится его обманывать, но ты бы видела, как быстро он успокоился, поняв, что никуда собираться не надо!
— Если все так просто, — задумчиво произнесла Пэтти, — то, возможно, это выход.
— Радоваться рано, но будем надеяться. Я оладий напекла, хочешь?
— Еще бы! А джема не осталось?
Кэтти открыла дверцу холодильника.
— Земляничный кончился еще на прошлой неделе. Но есть абрикосовый.
— Замечательно!
Вымыв руки здесь же, под кухонным краном, Пэтти устроилась за столом перед тарелкой еще горячих, румяных оладий. Пока она ела, бабушка Кэтти перетирала полотенцем вымытые тарелки и пересказывала услышанные по радио новости.
Пэтти старалась сосредоточиться на ее словах, но мысли то и дело сворачивали в сторону. Брайан пробудил в ее душе чувства, с которыми никак не удавалось справиться.
— Я продаю двух дельфинов — Олафа и Милли, — сказала она, когда бабушка Кэтти умолкла. — Брайан Кардиган покупает их за сто сорок три тысячи долларов.
Кэтти всплеснула руками.
— Сто сорок три тысячи! Но ведь это…
— Куча денег, — улыбнулась Пэтти.
— А этой суммы хватит на восстановление разрушенного амфитеатра со зрительскими местами?
— С лихвой! И еще останется на…
Однако договорить Пэтти не успела.
— Постой! — вдруг озабоченно произнесла Кэтти. — Ты сказала, продаешь Олафа?
— Увы… — вздохнула Пэтти. — Как подумаю, что придется с ним расстаться, сердце разрывается.
— Но ты не можешь его продать! — испуганно воскликнула бабушка Кэтти.
Пэтти мрачно кивнула.
— Не могу, но продаю. Завтра утром подпишу бумаги у нотариуса и…
— Нет!
— Ох, я сама этого не хочу, — вздохнула Пэтти. — Но, продав Олафа и Милли, я смогу решить практически все проблемы цирка.
— Ты не понимаешь! — вновь настойчиво произнесла бабушка Кэтти. — Ты можешь продать Милли, но не Олафа.
— Я, можно сказать, практически сделала это.
— И все-таки придется искать другой выход из положения.
Пэтти пожала плечами.
— Какой? Если бы нам выплатили страховку, тогда о продаже дельфинов не было бы и речи, но дела, как тебе известно, обстоят иначе, поэтому говорить об этом бессмысленно.
— Я бы на твоем месте была настойчивее. А вдруг все-таки выплатят?
— Ты же знаешь, они все сваливают на форс-мажор. И потом, пока я добьюсь правды, мы умрем с голоду. Нет, я не отказываюсь от борьбы со страховой компанией, но займусь этим позже. А пока на полученные за Олафа и Милли деньги проведу реконструкцию зрительского амфитеатра. Потом возобновлю представления. Правда, сначала придется сделать из Долл артистку, но, думаю, с этим проблем не возникнет. Она девчонка сообразительная.
Бабушка Кэтти опустила голову.
— Какой ужас!
— Не расстраивайся, могло быть и хуже. И потом, выбора нет. Если я не воспользуюсь предложением Брайана купить у нас Олафа и Милли, наш бизнес очень скоро пойдет по ветру. И тогда придется расстаться не с двумя, а со всеми дельфинами сразу — просто выпустить их в море, чтобы не сидели на скудной диете. Ведь кормить их я не смогу.
