обходило меня. Ты самый удачливый охотник, ты самый храбрый. Идет слух, что ты победил всех хозяев рек, ключей, даже хозяина тайги. Ты сильный человек. Оставайся таким же, и счастье должно прийти, дети твои станут на ноги. А свое счастье, сколько его есть, все отдаю тебе и твоим детям. Пусть они все будут живы и здоровы, пусть они пройдут путь больше, чем я прошел, пусть они выпьют воды больше, чем я выпил, пусть как можно больше оставят следов на земле.
Старик выпил чашечку и передал Токто. Тут к нему подошла бледная миловидная женщина и тоже поклонилась тому же старцу. Это была жена Токто Кэкэчэ. Выпив из ее рук чашечку водки, старик поцеловал ее в обе щеки и пожелал ей счастья и побольше детей. Кэкэчэ вернулась к женщинам, которые сидели возле очага, ели и тоже выпивали.
Полокто не отводил глаз от Токто, его глубоко задели своей проникновенностью, душевной болью слова, обращенные к старцу. Так мог сказать только тяжело раненный в душу человек.
Полокто понял, что перед ним тот Токто, о котором по всему Амуру с восхищением говорят охотники, как о победителе хозяина тайги. Никому еще не пришлось победить хозяина тайги, только один Токто не преклоняет перед ним колени, покрикивает на него и требует своего. Этот самый Токто десять лет тому назад спрятал сбежавших из Нярги Поту и Идари. Храбрый человек!
Другой подавальщик подошел к Полокто и подал чашечку теплой водки. Полокто выпил.
— Что же ты здесь стоишь? — услышал он знакомый голос. То был сын старого Турулэна Яода. — Иди, садись рядом с отцом.
Полокто с Ливэкэном подошли к почетному месту, где сидел хозяин жбана старый Турулэн.
— А, акпало[27] приехал, — прошамкал старик. — Садись сюда, сюда. Ты, Ливэкэн, тоже садись, места хватит. Когда приехал?
— Только что, — ответил Полокто.
— Голодный, наверно? Этот Ливэкэн жадный, да все в Хулусэне становятся жадными. В мои молодые годы этого не было. Почему такими становятся — непонятно.
— Гости виноваты, они слишком щедры, — сказал Ливэкэн.
— Им скупиться нельзя, они к богу приезжают молиться. Им скупиться нельзя. Ешь, Полокто, ешь. Мясо остыло, но ничего, вкусное, жирное.
Полокто спохватился: забыл поклониться священному жбану. Он встал на колени и поклонился в угол, где стоял переплетенный толстыми веревками, наполовину отпиленный и густо намазанный глиной жбан, а рядом стоял высокий двуликий сэвэн с большими грудями и толстыми ногами, шея сэвэна была украшена несколькими рядами бус, каждая бусинка представляла железное изображение человечка, собачки, тигра, медведя, волка, рыси.
Потом Полокто пил поднесенную водку, ел жирное мясо и потел. Вскоре нарядный халат стал мокрым, хоть выжимай влагу.
В фанзе было душно, накурено. Полокто собрался выйти на улицу, когда к ним приблизился Токто. Он положил новые угощения на жертвенный столик, стоявший перед священным жбаном, потом передал небольшой мешочек старому Турулэну. Мешок звякнул, когда старик положил его в грудной карман.
«Что же это такое? — подумал Полокто. — Неужели деньги? Когда это за моление стали деньгами расплачиваться?»
Недолго пришлось раздумывать Полокто, старик вытащил из кармана мешочек, отвернулся и высыпал на шкуру, на которой сидел, три царских рубля.
— Хе, маловато, — проговорил он. — Пожадничал охотник. Ему было сказано, за такое моление пять-шесть рублей. Пожадничал.
— Разве за моление деньгами платят? — спросил Полокто.
— А чем платить, соболями? — огрызнулся старик.
— Разве мало трех свиней и водки?
— Свиньи и водка — это для священного жбана, для эндури-ама.
— Раньше так было…
— «Раньше было, раньше было!» — передразнил Турулэн. — Жбану одно, а мне тоже надо, я держу жбан.
«Будто кормишь», — чуть было не сказал Полокто вслух, но вместо этого сказал:
— Свиньи и водка ведь тоже твои, тебе какую-то часть отдают. Они денег стоят.
— Отдают, отдают, чего ты пристал! — старик начал злиться. — Вон сколько ртов надо угощать, разве хватит им этих свиней? Я, что ли, их буду угощать? Вот эти деньги пойдут на угощение. Не понимаешь, так помалкивай. Иди лучше, разыщи этого Токто и скажи цену, пять или шесть рублей.
Полокто встал и вышел на улицу. Светило солнце, но оно было какое-то тусклое, желтое и почему-то вертелось.
«Опьянел», — подумал Полокто.
Рядом с домом стоял сарайчик, где варили мясо, кашу, суп, там столпилось много молодых женщин, среди них были Гэйе и Улэкэн. Они тоже пили.
Пока Полокто стоял и глядел на женщин, из дома вышел Токто. Полокто взял его за локоть и сказал:
— Токто, я очень рад тебя видеть. Меня зовут Полокто, я из Нярги, старший сын Баосы.
— А, — улыбнулся Токто, обнажая белые как снег зубы. — Я тоже рад видеть брата Идари.
— Я знаю, ты названый брат Поты. Ты ловко тогда запрятал их на своем Харпи.
— Они и без меня не пропали бы. Пота храбрый человек.
— Да, был бы он храбрым, если бы мы тогда нашли его!
— Не нашли, так теперь не надо вспоминать старое.
— Как же не вспомнить — в Нярги встречаю Поту, здесь его названого брата! Как же тут не вспомнить?
Полокто пошатнулся, Токто поддержал его.
— Ничего, ничего, ты не держи меня, это солнце крутится и меня крутит. Да. Смотри, вон женщины. Та, что сейчас пьет, это моя жена. Красивая, а?
— Да, — согласился Токто и подумал: «Другой постесняется свою собаку похвалить, а он жену расхваливает».
— А рядом ее сестра. Тоже ничего. Слушай, Токто, женись на ней, пусть будет вторая жена, у меня тоже две жены. Она тебе народит счастливых детей.
Токто в упор смотрел на Полокто, глаза его постепенно начали темнеть, синяя жилка на правом виске начала нервно пульсировать.
— Они встанут на ноги, будут счастливы, — продолжал Полокто, не замечая, что творится с собеседником.
— Замолчи, этого не трогай, — проговорил Токто.
Полокто тут только заметил, как изменилось лицо Токто, и испугался. Он сделал шаг назад, зачем-то оглянулся. Токто отвернулся от него и пошел. Но Полокто остановил Токто и сказал:
— Храбрый Токто, ты пожадничал.
— Что ты сказал?
— Ты знаешь цену за моление, ты дал меньше, чем надо.
Токто сжал кулак, опять синяя жилка на правом виске начала нервно пульсировать.
— Ты приехал молиться священному жбану, к эндури-ама, и тут нечего жадничать. Это тебе не хозяина тайги побеждать, это сам эндури-ама. Непобедим он.
«Какой негодяй!» — подумал Токто и еле сдержал себя, чтобы не расплющить нос Полокто.
Токто вернулся в дом и принес в тряпочке недостающих три серебряных рубля.
На следующий день рано утром Токто уехал из Хулусэна. Полокто разошелся и всем за столом рассказывал, как он напугал храброго охотника. Никто не слушал его, потому что все знали, кто такой Токто и кто — Полокто. Даже любимая его Гэйе сказала: «Перестань хвастаться, а то догоню Токто и буду с ним жить». А старец, который отдал свое счастье Токто и его детям, выразился так: «Большая льдина плыла по Амуру, а на берегу стоял щенок и плевался на нее. Льдина плыла и плыла, не обращая на щенка внимания. А она могла бы двинуться на щенка и раздавить его. Но льдина проплыла, даже не обратив внимания на щенка».
