хочетъ назначить твоему Существу место, и, что особенно странно, установляетъ самочинный соборъ, который бы усвоилъ Тебе по закону усыновленія и оставилъ при Тебе твоего Сына — Христа, изъ Тебя рожденнаго, нашего перваго помощника. Услышь, молю Тебя, Господи, дивную веру! Онъ думаетъ, что Ты движешься на (определенномъ) месте; онъ дерзаетъ ограничить твое Сушество, назначивъ для Тебя определенное седалище. Но где Ты не присутствуешь, или где не ощутительны действія и силы твоихъ всепроницающихъ законовъ? Ты самъ все содержишь и вне Тебя не подобаетъ мыслить ни места, ни чего другаго. Такъ, могущество твое, купно съ действіемъ, безпредельно. Ты самъ, Боже, вонми намъ. Но и вы, люди, не будьте безъ разсужденія. Тотъ безстыденъ и непотребенъ, кто, дошедши до крайняго нечестія и неправды, думаетъ еще показывать себя благочестивымъ. «Нетъ, говоритъ онъ (Арій), не хочу, чтобы представляли Бога страждущимъ» — и поэтому предлагаетъ и придумываеть нечто странное для веры, именно: будто бы, «когда Богъ сотворилъ новую сущность, — Христа, то пригоговилъ помощника для Себя самаго». Такова у тебя вера, душевредный соблазнитель. Ты даешь вещественный образъ Тому, который осудилъ изображенія язычниковъ. Ты называешь постороннимъ и какъ–бы служебнымъ Того, который не умствуя и не умозаключая все сотворилъ, такъ какъ всегда существовалъ вместе съ вечнымъ Отцемъ? Прилагай къ Богу, если дерзаешь, прилагай, пожалуй, и то, что Онъ «остерегается, боится и надеется на будущее; что Онъ мыслитъ и умозаключаетъ, и, по размышленіи, выражаетъ свою мысль, и образуетъ слова; что Онъ веселится, улыбается, болитъ». Что ты говоришь, несчастнейшій изъ всехъ несчастныхъ! Пойми, если можешь, нечестивый, что ты самъ въ своей хитрости даешь уловить себя. «Христосъ, говоритъ онъ (Арій), пострадалъ за насъ». Но я уже прежде сказалъ, что Онъ былъ посланъ въ образе тела. «Точно, говоритъ онъ, но надобно опасаться, чтобы не уменьшить Его въ чемъ либо». О, странный толковникъ! ужели ты не безумствуешь, когда говоришь это? еще ли не явно, что ты неистовствуешь? Посмотри: и міръ представляетъ некоторую форму, или образъ; и звезды имеютъ свое очертаніе. Не смотря на это Богъ присутствуетъ всюду. Что же тутъ для Него безславнаго? или чемъ Онъ тутъ умаляется? О, убійственный врагъ истины! суди по себе самому, ошибка ли, или нетъ, что Богъ присутствуетъ во Христе. Онъ ясно видить ругателей Слова, видитъ въ міре каждодневно совершающіяся беззаконія; и однакожъ, темъ не менее, присутствуетъ въ міре и наказываетъ беззаконниковъ. Итакъ, въ чемъ же уменьшается величіе Его власти? и где оно не чувствуется? Иначе не думаю; самый разумъ въ міре держится Богомъ; Имъ все стоитъ, Имъ совершается всякій судъ. Вера во Христа безначально существуетъ отъ Него. Законъ Божій во Христе; отъ Него онъ имеетъ безмерность и безпредельность. Но это ясно; и ты можешь разуметь это своимъ умомъ. О, крайнее безуіміе! Обрати же мечь діавола на свою погибель. Смотрите, смотрите все, какъ уязвленный угрызеніемъ ехидны, испускаетъ жалобные стоны; какъ жилы и мясо его, напитанныя ядомъ, причиняютъ ему жестокія страданія; какъ тело его, пропитанное ядомъ, опало и, переполненное нечистотою, отъ печали, унынія, отчаянія и тысячи другихъ золъ, до крайности изсохло; какъ онъ ходитъ безобразный видомъ, съ неопрятными волосами, точно полумертвый, съ тусклымъ взоромъ, лицемъ безкровнымъ, изнуреннымъ отъ заботъ; какъ вместе соединившіяся — ярость, безуміе, душевная пустота, при продолжительной злобе въ сердце, сделали его дикимъ и зверскимъ. Но онъ и не чувствуетъ своего несчастія, въ какомъ находится. «Возношусь, говоритъ онъ, отъ удовольствія и прыгаю, играю и скачу отъ радости», — и еще съ юношескою насмешкою прибавляетъ: «увы, говоритъ, мы погибли»! И самымъ деломъ такъ: злоба щедро наделила тебя своими дарами и любовію къ себе; все, что она купила за дорогую цену, все отдала тебе охотно. Поди омойся въ Ниле, человекъ преисполненный гнусной нечистоты, ибо ты возмутилъ всю вселенную своимь нечестіемъ. Или ты не разумеешь, что я, — человекъ Божій, — знаю все? Но я еще задумываюсь, должно ли тебе жить, или умереть. He могу, Арій, смотреть на такое зло, и стыжусь греха. Бедный, ты думалъ дать намъ светъ, а себя повергъ во тьму! Таковъ исходъ твоихъ подвиговъ. Ты говоришь: «много у меня последователей». Тебе это и кстати: возьми ихъ себе; они предали себя на съеденіе волкамъ и львамъ. Но каждый изъ нихъ понесетъ наказаніе, будетъ обложенъ данію за десять человекъ, если въ наискорейшемъ времени не прибегнетъ къ спасительной Церкви и не соединится съ нею союзомъ любви и единомыслія. Смущаемые нечистою совестію не будутъ больше обольщаться тобою; и не до конца будутъ терпеть погибель, уловленные твоими преступными толкованіями. Впоследствіи будутъ явны и открыты твои софизмы; и ты, прикрывающій ихъ пріятностію речей и надевающій на себя, такъ сказать, личину справедливости, напрасно воображаешь успеть въ чемъ либо. Суетно будетъ все твое искусство: ибо скоро истина окружитъ тебя; скоро дождь Божественной силы, такъ сказать, потушитъ пламя, возженное и раздуваемое тобою. ? сообщниковъ и единомышленниковъ твоихъ, участвовавшихъ въ твоемъ совете, лишатъ общественныхъ должностей, если въ наискорейшемъ времени, оставивъ твое сообщество, не примутъ чистой веры. Ты же, непреклонный къ принятію истины, дай мне какое нибудь доказательство твоихъ убежденій, если ты уверенъ въ самомъ себе, если надеешься на твердость своей веры и имеешь совершенно чистую совесть. Приди ко мне, приди, говорю, къ человеку Божію: будь уверенъ, что своими вопросами я разрешу сокровенныя недоуменія твоего сердца, и надеюсь, что кажущееся тебе неразумнымъ, при помощи благодати Божіей, представится тебе наилучшимъ; и если ты явишься здравымъ въ душе и познавшимъ светъ истины, я возблагодарю Бога и буду сорадоваться твоему благочестію.
Печатается по изданію: Деянiя Вселенскихъ Соборовъ, изданныя въ русскомъ переводе при Казанской Духовной Академiи. Томъ первый. Казань: Въ типографiи Губернскаго правленiя, 1859. — С. 73–85.
Посланіе къ епископу Александру и пресвитеру Арію[6]
Победитель Константинъ, великій Августъ, Александру и Арію.
Свидетельствуюсь самимъ Богомъ, помощникомь въ моихъ предпріятіяхъ и Спасителемъ всехъ, что две были причины, побудившія меня къ совершенію предпринятыхъ мною делъ. Во–первыхъ, я сильно желалъ — понятія всехъ народовъ ? Божестве, сообразно съ существомъ дела, привести въ единство, а во– вторыхъ — телу всей вселенной, какъ–бы страждущему некою тяжкою болезнію, возвратить прежнее здравіе. Имея въ виду эти цели, иное разсматривалъ я внутреннимъ окомъ ума, а иное старался совершить вооруженною рукою; я зналъ, что если, по моимъ молитвамь, возстановлено будетъ согласіе между всеми верными, ходъ общественныхъ делъ получитъ направленіе, соответствующее благочестивымъ намереніямъ каждаго.
Поэтому, когда всю Африку объяло нестерпимое безуміе и некоторые люди съ безразсуднымъ легкомысліемъ дерзнули разделять народное богопочтеніе на разные толки, я не нашелъ другаго врачевства для излеченія этой болезни, какъ уничтожить общаго врага вселенной, который противопоставлялъ вашимъ священнымъ соборамъ свое беззаконное мненіе, и отправить некоторыхъ изъ васъ (въ Африку), чтобы они помогли возстановить общее согласіе.
Такъ какъ просвещеніе и уставы священнаго богопочтенія, милостивымъ устроеніемъ Всеблагаго, вышли, такъ сказать, изъ недръ Востока и озарили своимъ священнымъ сіяніемъ всю вселенную, то я не безъ причины желалъ видеть васъ и ближе ознакомиться съ вами: — я надеялся, что вы будете руководствовать народы ко спасенію. Поэтому, тотчасъ после великой победы и торжества надъ врагами, я прежде всего решился изследовать то, что считалъ деломъ первымъ и важнейшимъ изъ всехъ.
Но, ? благое и божественное Провиденіе! какую рану нанесла моему сердцу весть, что между вами самими возникли разногласія, гораздо более важныя, чемъ въ Африке, что вы, чрезъ которыхъ я надеялся подать врачевство другимъ, сами нуждаетесь въ гораздо большемъ врачеваніи. Я внимательно разсуждалъ ? начале и предмете вашего спора; поводъ къ нему мне показался вовсе не такимъ, чтобы по нему надобно было начинать споръ. Поэтому я решился написать вашему общему благоразумію настоящее посланіе, и призвавъ на помощь божественное Провиденіе, объявляю себя посредникомъ въ вашемъ разногласіи, и желаю, чтобы водворился миръ между вами. Если мне въ более трудномъ споре, при помощи всеблагаго Провиденія, удалось предложить свое слово благочестивому уму слушателей и каждому внушить полезное: отъ чего же не обещать себе легчайшаго успеха тогда, когда преграду къ общему согласію полагаетъ такой удобоотвратимый случай?
Знаю, что настоящій споръ вашъ начался такимъ образомъ: когда ты, Александръ, спрашивалъ у своихъ пресвитеровъ, что думаетъ каждый изъ нихъ ? такомъ–то месте закона [7], или, лучше сказать, выставлялъ на видъ безполезную сторону вопроса, — тогда ты, Арій,
