— Доброе утро, мисс Макфарлин. Боюсь, мне придется вас покинуть.
— Мне казалось, вы собирались остаться по крайней мере еще на один день.
— Меня давно ждут в доме сестры, но… — Его взгляд немного потеплел. — Но я позволил себе несколько отвлечься.
— Да, но мы не довели дело до конца…
— Вы уверены, что действительно хотите «довести дело до конца»?
Его прикосновение вызвало в ней бурю чувств и желаний, но гордость оказалась сильнее. София окаменела. Еще не хватало, чтобы он догадался, как ей больно. Ни за что!
— Так я и думал. Тогда не о чем больше говорить, моя дорогая. — Его тон был холоден как лед. Зато каким жарким было прикосновение! — Мой поверенный прибудет в течение месяца. До его приезда вы с отцом можете оставаться здесь.
Он взлетел в седло, натянул поводья и кинул на Софию косой взгляд:
— Если нужно, можете связаться со мной — в том, что касается дома.
Он не может вот так уехать. Слишком много труда она положила, чтобы завлечь его в ловушку. Маклейн явился сюда надменный и уверенный в себе как дьявол. Таким и уедет сейчас.
Ее охватила злость, кровь вскипела в жилах.
— В чем дело, Маклейн? Вы испугались?
Его брови сошлись на переносице, а глаза гневно сверкнули.
— Что вы сказали?
София вскинула голову.
— Я спросила: уж не испугались ли вы? Может, поэтому сбегаете, как вор ночью?
— Сейчас утро, и я не вор.
— Нет, но вы боитесь, не так ли? Боитесь меня!
Дугал потемнел лицом.
— Вы сами не знаете, что говорите.
— Отлично знаю! — Она подошла совсем близко. — Вы боитесь, что можете проиграть!
Дугал застыл в седле. Посейдон был готов рвануть с места. Как она смеет обвинять его в трусости? В нем закипала ярость.
Но голос в его душе заговорил: «Она права! Ты боишься, что проиграешь. И не только дом… Ты рискуешь потерять самого себя».
Дугал спрыгнул на землю и встал лицом к лицу с Софией. Она не отступила. Теперь их разделяли какие-то дюймы.
София смотрела прямо и смело.
— Прошлой ночью я видела ваше лицо. Вы хотите меня, Маклейн. Признайте это. Вы боитесь, что я предложу себя в обмен на дом, а вы не сможете устоять. И тогда… И тогда вы проиграете.
Косые лучи утреннего солнца ласкали ее безупречную кожу. Золотистые волосы в восхитительном беспорядке — приятно посмотреть. А эти чистые ясные глаза! Даже небольшие круги под глазами не портили ее — лишь подчеркивали их ледяную голубизну.
Он забыл обо всем на свете. Осталось одно желание — схватить ее, перебросить через плечо, утащить в амбар и показать ей, что на самом деле ему от нее нужно. В этом-то все дело: он слишком ее хотел. Его страсти хватило бы, чтобы сжечь дотла целый дом. Страшно даже подумать, что будет, когда огонь желания охватит их обоих.
Нужно сопротивляться. Заткнуть уши — ее слова подобны дьявольскому искушению. Дугал отвернулся и холодно сказал:
— Хочу я вас или нет, но я уезжаю. Я приехал осмотреть дом. Я его увидел. Больше мне здесь нечего делать.
София схватила поводья Посейдона и повернулась к Шелтону, который смотрел на них разинув рот. Бросила ему поводья:
— Эй, ты! Мне с твоим хозяином надо кое-что обсудить. — Она повернулась к Дугалу: — Если вы откажетесь говорить со мной здесь, я разыщу вас в доме сестры. Думаю, это не составит труда.
Черт возьми, эта женщина одержима. Он приказал слуге:
— Прогуляй пока лошадей. Я ненадолго.
Повернулся и пошел прочь, выбивая шпорами искры из булыжников, которыми был вымощен двор.
Подобрав юбки, София торопливо семенила за ним — ни дать ни взять девушка с фермы. Когда они добрались до калитки сада, она была разозлена не меньше Дугала.
Отворив калитку, он прошел в сад, даже не подумав пропустить ее вперед. София вскипела, но с гордо поднятой головой молча бросилась за ним по дорожке. Обогнала, совсем запыхавшись, торопливо повела Дугала к скамейке в кустах.
Здесь они оказались лицом к лицу. Дугал стоял, скрестив руки на груди.
— В чем дело, черт возьми?
— Дело во мне. И в доме. И вообще, мы должны поговорить о том, что произошло.
Его взгляд потемнел, но он не двинулся с места.
— Ну?
Внезапно у Софии возникло желание рассказать ему все. Как она работала, не жалея сил, чтобы превратить их дом в настоящий семейный очаг, о котором мечтала мама. Как Рыжий, поддавшись мимолетной слабости, проиграл все их состояние, а она отчаянно хотела вернуть все обратно. Но еще сильнее хотелось ей сказать Дугалу, что его приезд изменил ее жизнь, опрокинул с ног на голову и заставил понять, что Макфарлин-Хаус — еще не весь мир. Конечно, она по-прежнему хотела вернуть дом, но… теперь ей хотелось большего.
Чего же? Чего она хочет? София потерла лоб.
— Трудно объяснить.
— К черту, София! Даю вам минуту. Какого черта вам от меня нужно?
Она повернулась и принялась расхаживать туда-сюда, то и дело останавливалась, готовясь что-то сказать. В сомнении качала головой и снова мерила шагами дорожку.
Дугал наблюдал за ней, и раздражение в его душе мало-помалу уходило. Тугой узел в груди ослабел. София — страстная женщина, об этом говорит каждый ее жест, каждый шаг, ее искрящиеся голубые глаза. Помолчав еще немного, Дугал тихо сказал:
— Вижу, мне все-таки лучше уйти.
Она бросилась к нему:
— Нет! Я как раз пытаюсь найти правильные слова, а это… Все так запуталось!
— Так обычно бывает, когда лгут.
Она облизнула губы.
— Лгут? — София вздохнула, ее плечи поникли, но лицо неожиданно прояснилось. — Так вы знаете!
Дугал кивнул.
— Все?
Он снова кивнул.
— И то, как мы пытались сделать вид, что дом ничего не стоит? И замазали чудесные панели в библиотеке? И…
— Забили печные трубы, спрятали хорошую мебель и готовили мне еду, от которой шарахнулся бы даже мертвец?
София кусала губы.
— Мне очень жаль.
— Нет, вы не сожалеете. Вы добивались, чтобы мне было плохо и неудобно.
— Да… но не так уж неудобно! Только чуть-чуть. Чтобы вы решили, что дом ничего не стоит.
— Чтобы я поставил его на кон. А в ожидании этого момента вы упражнялись, пытаясь меня соблазнить.
София всплеснула руками.
