— Весьма признателен.
Она следила за Лукасом и замечала, что с каждой прошедшей минутой, по мере того как он раскладывал по полочкам свои носки, трусы и прочее, — с каждой минутой он делался все более и более уверенным. Тогда как сама Фриско все больше нервничала.
Очевидно, он привык спать либо голышом, либо в одних только трусиках. Она не заметила ничего похожего на пижаму. От этой догадки Фриско совсем запсиховала.
Лукас вернулся к постели за верхней одеждой: рубашками, пиджаками, брюками. Казалось, он взял с собой одежды на целую неделю, хотя все им привезенное умещалось в одном чемодане.
Обилие одежды у Маканны навело Фриско на мысль, что он намеревается оставаться в Гонолулу как минимум до окончания ее нынешнего отпуска.
Подобное намерение ей вовсе не пришлось по вкусу. Фриско почувствовала, что начинает тихо закипать.
Она была взрослой самостоятельной женщиной, так или нет? А раз так — в чем же, черт побери, дело?! Она не монашка, не девственница. Она согласилась заключить деловой договор, предполагающий также замужество. Более того, как сейчас вынуждена была она напомнить себе, именно ей ведь и принадлежала мысль о замужестве.
Но, Господи-ты-Боже-мой… Ей ведь тогда и в голову не могло прийти, что Маканна согласится на такие ее условия. И даже в своих самых смелых мечтаниях она не могла бы предположить, что он потащится за ней на Гавайи с тем, чтобы выполнить этот пункт договора. Все это представлялось настолько немыслимым, неправдоподобным и даже диким, словно сценарий составляли разбитные голливудские сценаристы.
И тем не менее это происходило наяву.
Фриско с трудом проглотила слюну и почувствовала, насколько у нее пересохло в горле. Она вдруг ощутила такую усталость, что испугалась за себя: как бы не пришлось уступить первой.
— Хотите первой отправиться в ванную?
— Что? — переспросила Фриско, внезапно выведенная из состояния самоуглубления и задумчивости.
— В ванную, говорю, — повторил Лукас. — Пойдете вперед меня? Мне нужно принять душ.
Да, что ни говори, а он чувствовал себя здесь совсем как дома, ворчливо подумала она. Вслух этого, однако, не сказала. Да и не было никакой нужды, и так все ясно.
— Пойду, — сказала она.
Торопливо собрав ночную рубашку и халат, Фриско устремилась в ванную и поспешно закрыла за собой дверь на защелку. И хотя до ее слуха донесся лишь какой-то сдавленный низкий звук неопределенного происхождения, она ни секунды не сомневалась, что это Лукас с удовольствием расхохотался ей вслед.
Она критически посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала о том, что как бы хорошо ни относилась к себе, какой бы тонкой, проницательной и вместе с тем непреклонной феминисткой себя ни подавала, всякий раз, с тех пор как появился Лукас Маканна, она ломалась, едва только дело доходило до какой-нибудь с ним стычки.
Так что очень даже может быть, что он и вправду хохотал ей вслед.
При звуке закрываемой дверной задвижки Лукас вздохнул.
Сущая, казалось бы, мелочь, однако с помощью таких вот мелочей Фриско недвусмысленно давала понять, что совершенно ему не доверяет.
Но затем он сказал себе: а собственно, почему она должна доверять? Ведь он вторгся в ее номер, и более того — вторгся в ее жизнь. Последние события суть плоды его усилий.
И ведь самое паршивое было то, что он намеренно повел себя так в холле, чтобы прилюдно зафиксировать свои на нее права.
Хуже того, всю эту дурацкую сцену в холле он специально спланировал, причем спланировал потому, что, когда увидел Фриско в объятиях этого юнца, почувствовал глубокий болезненный укол ревности.
Он и сам не ожидал от себя ничего подобного. Когда он увидел их вдвоем, когда подумал, что этот молодой человек — ее любовник, Маканна ощутил сильнейшее желание сделать что-нибудь ужасное, раздавить, например, юнца, втоптать его в песок. А стоило Фриско лишь сказать, что между ней и тем человеком ничего не было, Маканна испытал такое сильное облегчение, что ему самому даже сделалось неловко.
Еще раз горестно вздохнув, он уставился на непроницаемую плоскость двери, за которой плескалась вода.
Он-то, дурак, полагал, что Фриско будет ему доверять.
Больше того, он полагал, что она может испытывать симпатию по отношению к нему.
Увы.
О черт… А ведь втайне он так надеялся, что когда-нибудь она сможет даже полюбить его.
Спрашивается, почему?
Лукас нахмурился и начал раздеваться.
И зачем, собственно, ему так уж нужна ее любовь? Ведь в конце-то концов…
Будучи поглощен своими мыслями, он машинально сложил и повесил брюки, поверх брюк — пиджак, вешалку повесил в шкаф — рядом с остальными вещами, рядом с ее вещами.
Близость их носильных вещей показалась ему симптоматичной. Он и Фриско будут вместе работать, вместе жить, и если только она сможет хоть немного почувствовать симпатию к нему, все станет на свои места, все наладится.
Но сможет ли она когда-нибудь полюбить его? Вот в чем вопрос.
Занятый своими мыслями, он машинально стаскивал с себя несвежую рубашку. Наконец швырнул ее на стул, распахнул дверцу шкафа и принялся отыскивать халат, в самый последний момент догадливо брошенный в чемодан.
Халат был из шелка, черного цвета, с изящной серебряной вышивкой. Касания шелка о кожу отдавали прохладой и легкой чувственностью. Лукас не слишком-то любил надевать халат, бывший напоминанием об одной давнишней истории, об одном романе, про который Маканна хотел бы забыть.
Халат был преподнесен Лукасу на Рождество некой дамой, намеревавшейся заняться с Лукасом сексом. Впрочем, Лукас не без основания подозревал, что дарительница также была не совсем равнодушна к его личному банковскому счету.
Внешне дама казалась сдержанной, умевшей не выдавать своих чувств.
В общем, Лукас крайне редко надевал этот халат, к тому же он терпеть не мог вида собственных волосатых ног, торчащих из-под доходящего до колен халата.
Однако сейчас, обдумав ситуацию, он был даже рад тому, что догадался взять халат с собой. Не ходить же по номеру в одних трусах!
Впрочем, хватит о такой ерунде, оборвал он себя. Подобного рода мысли лишь уводили в сторону от главного.
А главным вопросом был такой: что дало ему основание полагать, будто Фриско может когда-нибудь полюбить его?
Ответ был достаточно простой. Нужно было лишь набраться мужества и признаться себе в поражении.
Лукас сам безнадежно, и чем дальше, тем больше, влюблялся в нее. И практически ничего не мог со всем этим поделать.
Да, дела… Лукас Маканна женится, Лукас Маканна бросает все и мчится черт-те куда, чтобы встретить стальной блеск глаз женщины, для которой его приезд — досадная помеха. Кому рассказать — не поверят.
Ситуация была прямо-таки чудовищной, однако…
Только сейчас он вдруг понял, что стоит невесть уже сколько времени посреди комнаты и пялится на развешенные в шкафу одежды Фриско. Усмехнувшись над собой, он надел халат и затянул вокруг талии шелковый пояс. Он уже поворачивался от шкафа, когда дверь ванной комнаты распахнулась.
Расчесывавшая на ходу свои волосы, Фриско едва не натолкнулась на Лукаса.
— Ох!.. — Она несколько раз моргнула, а рука ее с щеткой застыла над головой.
У Лукаса дыхание сперло при виде Фриско — с лицом, вымытым от косметики, с розовыми от горячей
