В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том II

как только 'брачен', 'роден' - ео ipso (тем самым (лат.)) и 'нечестен'. Дева-то Мария, уж конечно, из святейшей семьи, однако 'зачата - порочно'. Итак, порок или опорочено? Или, как говорит Соловьев, - анти-Христ или Христос?

- Какая же связь?

- Как какая? Ведь теперь все запуталось, и выходит, что Эльпе проповедует в фельетонах 'черта', когда цитировавшие его теологи думали, что он проповедует 'Бога'. Оказывается, значит, теологи не умеют отличить черта от Бога, и...

- И?..

- Мне это решительно все равно, умеют они отличить или не умеют, мне дело до незаконнорожденного ребенка, и что это - термин не Франца Иосифа, а теологов же.

- Да ведь он же внебрачен?

- Да ведь брак-то маргариновый, а младенец - живой, и просто это есть термин и последствие: 'Не порочен брак вне и без-родный', а 'рождающий - порочен', что более чем сомнительно при словах Господа: 'Мужчину и женщину сотворил... и будут в плоть едину... что Бог сочетал - человек да не разлучает'. У нас, очевидно, не этот Господень брак...

- Какой же?

- Какое мне дело, какой. Я знаю только - не Господень. Господь основал рождающий брак, половой, а мы имеем внеполый, т. е. так как совершенно не может быть вне пола и брака, то мы иметь-то его имеем, но его половую сторону считаем сатанинской и порочной. Отсюда - 'дунь, плюнь'. Теперь я об Эльпе...

- Опять об Эльпе?

- Именно: Бог для меня... не сливается, но влит в природу, ибо сама церковь имеет одно таинство, где замешан натуральный, натуралистический элемент. Еще другого такого таинства нет, но в этом - кожа и кости, нервы и мясо, словом, natura, и даже genitrix (природа... мать (лат.)). Теперь вопрос между Эльпе и теологами или, точнее, союз Эльпе с теологами (так как они - пожимают друг другу руки) соскальзывает на вопрос об отношении или, пожалуй, о восстановлении дружбы между этими же теологами, но уже не с Эльпе, а с так называемыми древними 'натуралистическими религиями', о которых теологи же столько леты твердили и твердят миру, что они 'льстили чувственности' и 'угождали диаволу'. 'Весь древний мир поклонялся бесам', - об этом гремят все 'апологеты' первых четырех веков христианства. Но ведь это - 'поклонялся бесам' точь-в-точь упирается в 'Сатану', от которого должен отрекаться и младенец. Замечаете, есть сходство даже терминов, и уж конечно, гадливости. На них в I - IV веках исторически 'дунули и плюнули', но уж я заступлюсь и возглаголю, что ведь в самом деле не без права 'для эллинов - безумие и для иудеев - соблазн' считать проклятым, позорным, порочным рождение, началом скверны - младенца; и началом его святости, приятия его в Царство Небесное - отречение его, гадливое отречение от 'порочных' своих родителей. 'Изругай своих родителей за свое зачатие - и будешь наш'. Нет, эта жестокость в самом деле Сатаною пахнет... Но не в этом даже дело, а глубже: там, в древнем 'бесовском' мире, - дитя было прославлено, с него начиналась святость... У нас - опорочено, и так часто 'вводу с камнем на шее...' В основе-то ведь этого идея, что все 'матери суть порочны и порочны их дети'. Таким образом, вы видите, в основе этого дела, так сказать, подпочвенные воды всей нашей цивилизации. Намечается целое миросозерцание:

1) Брак в Европе есть только гражданский, как сумма распоряжений о нем взаимно согласных светских и духовных властей. В этих границах и до этого предела он безгрешен.

2) Грех начинается, как только распорядительное о браке слово исполняется. Говоря примером, рыба пачкает невод, в который она попадает; невод, подводимый под рыбу, имеет тенденцию скорее уничтожить ее, нежели наполниться ею.

3) Приказание на брак - свято, исполнение приказания - грешно. Приказывающий - не искренен, приказание - лукаво.

4) В лестнице святого и грешного дитя занимает самое низшее место; он ближе всего к аду; на лице его адское отражение; в фигурке, глазах - сатанинский свет.

Покойник как противоположность новорожденному младенцу - святое, фетиш, в фимиаме курений, среди возженных свеч. Младенца никто не целует, покойника все целуют. Младенцу никто не поклоняется, покойнику все поклоняются. Покойник свят смертью и есть начало ангела. И кто несет на землю смерть - есть Владыко Вселенной, Первый в святости, Стоящий на верху лествицы святого и грешного.

5) В мертвом суть небеса. Живое, поскольку оно противится смерти, - грешно.

6) Свет адский на младенце - от его зачатия; вот - 'нечистая (грязная, скверная) сила'! Она мощна, поборает даже праведников, вовлекая весь мир в бытие. Орудия (органы) зачатия суть как бы живые члены сатаны, morsus diaboli. Тут диавол 'укусил мир', и мир этим укусом болит, с тех пор как существует. Смерть оттого и свята, а покойник - ангел, что только смерть отрезает 'укус диавола', и через нее мировая боль - прекращается.

Тексты. Молитва отшельника, отходящего ко сну: 'Паки князь тьмы и страстных сладостей родитель пленена мя сотвори и яко же раба смиренного, того хотением и желанием плотским работати принуждает мя... Избави от кала и скверны телесныя и страстных помышлений, оскверняющих всегда душу мою окаянную... Господи, Боже наш, даждь нам, ко сну отходящим, ослабу души и тела, и соблюди нас от темныя сласти: устави стремление страстей, угаси разжение восстания телесного'.

7) Мир болеет жизнью; что он живет, длится - это немощь мира, хворь его. Он выздоравливает - когда умирает.

8) Все вообще дети - в погибель, члены погибели. Путь их прохождения в мир должен быть сужен, в жизни личной, общественной, исторической. О, если бы им вовсе не рождаться! Но если невозможно это - пусть рождаются менее, реже, не у всех, у немногих!

9) Когда помимо этого 'узкого моста' для детей они все же рождаются - они сталкиваются с моста. Гибель детей - не эмпирична только, а принципиальна. Это - сужение morsus diaboli.

19) Мать, собственными своими руками задушивающая дитя, только несколько поздно, а все же перехватывает горло диаволу, совершает движение к истине, но только запоздавшее, неудачное и от сего одного как бы неблаговидное. Она за это наказуется, но лишь для благовидности, чтобы на нее же свалить и обвинение в инициативе преступления в полном круге его, хотя очевидно: в нем она была лишь с искаженным от страха лицом исполнительницею. 'Хватай, она преступна', дабы отвратить глаза судей от подлинного преступника. Как это пишет и Гёте:

Фауст

В нищете! в отчаянии! Страдавшая так долго на земле и, наконец, в заточении, как преступница!..

Мефистофель

Она не первая!

Фауст

Пес! отвратительный изверг! О, Дух Бесконечный, - обрати его в червя, дай ему образ пса, в каком он часто являлся мне по ночам, подкатывался под ноги беззаботному страннику и бросался к нему на шею, когда он плакал*. О, дай ему любимый его образ, да пресмыкается он вечно в прах... 'Она не первая!' У каждого содрогнется душа от одной уже мысли, что много найдется подобных ей созданий, потонувших в таком же бедствии, от мысли, для чего страдания первой жертвы не в силах были искупить вины остальных у