повернувшись на бок, Торн свободной рукой крепко ухватился за резиновую рукоятку клюшки и, замахнувшись изо всех сил, насколько позволяла эта нелепая поза, засадил «Беном Хоганом» между этими обтянутыми блестящим шелком ногами.
— Слишком поздно, — услышал он голос Шугармена.
Торн встал на колени, готовясь нанести еще один удар.
Ветер унес остатки дыма на восток. Он увидел Шугармена, вынимающего из рук Сары кольт. Оба стояли над Ирвом, Сара не могла отвести глаза от распростертого тела, ее палец, сжимающий курок, свело судорогой. Щелк. Шугармен один за другим разжимал ее пальцы. Щелк, щелк.
Солнце почти село, когда Салли Спенсер наконец смогла увезти трупы, а Дэнни Стерлинг, детектив округа Монро, расследующий убийства, закончил читать Торну, Саре и Шугармену лекцию о том, как безответственно они себя вели, и как им повезло, и о том, что им еще долго придется расхлебывать все это дерьмо. Втроем они стояли на причале возле лодки Торна.
Шугармен сказал:
— Вы чертовски метко стреляете, советник, особенно если учесть весь этот антикомариный туман. Правда, я думаю, что последние несколько выстрелов вызовут вопросы. Обычно они оставляют без внимания один лишний выстрел. Но четыре — это уже превышение размеров необходимой самообороны.
Сара кивнула, ее мысли витали где-то очень далеко от этого причала и душного летнего вечера.
— А ты, Торн, — продолжал Шугармен, — ты не собираешься рассказать мне, как оказался у этого кондоминиума?
— Скорее всего, нет, — ответил он. — Нет.
— Ну что ж, я уверен, что вы придумаете какую-нибудь занимательную сказочку для шерифа. — Шугармен приложил руку к блестящему козырьку своей фуражки, кивнул Саре. — Я бы с удовольствием остался с вами, мы бы мило побеседовали, но мне нужно ехать в морг, — сказал он. — Хочу поприсутствовать на одном вскрытии.
Глава тридцатая
— Куда? — спросил ее Торн, когда они вновь оказались в лодке.
— А ты как думаешь?
Он взглянул на нее, пытаясь понять, что скрывается за этими голубыми глазами. Но она отвела их. Была в них отрешенность или решимость, сейчас это вряд ли имело какое-либо значение.
Торн повел лодку обратно вдоль побережья, мимо дома Кейт, мимо Гарден Коува, по проливу Кроуфиш Крик в Ларго Саунд. Они миновали заросший манграми канал, который сегодня утром помог им уйти от морского патруля. Через канал Адамса попали в залив и снова пошли вдоль береговой линии на север через Блэкуотер Саунд. Сара сидела на носу, ветер дул ей прямо в лицо. Торн, высовываясь из-за козырька, тоже подставлял лицо ветру, управляя лодкой левой рукой.
Он крикнул ей:
— Ты это имела в виду?
Она кивнула, не оборачиваясь к нему.
Когда они добрались до узкого пролива, ведущего в озеро Сюрприз, он сбавил скорость.
— Вон туда, — сказала Сара, указав рукой на открытый участок в ста метрах от шоссе. Она защелкнула барабан кольта. Положила револьвер себе на колени.
Торн направился к указанному месту.
— Бросить якорь? — спросил он, когда они добрались.
Она покачала головой:
— Нет.
Торн посмотрел вниз, сквозь прозрачную воду: полтора, а может, два метра до дна. Прилив колыхал растущие на дне водоросли. Когда он снова поднял голову, то увидел, что она переместилась вперед и сидела на крышке отсека для живой рыбы, наблюдая за ним. Револьвер, который она сжимала двумя руками, все еще был у нее на коленях.
Торн сказал:
— Разве ты еще не исчерпала свой лимит на сегодня?
Сара пристально посмотрела на него, на ее висках напряженно пульсировали артерии.
— Я действительно люблю тебя, — сказала она.
— Но ты все равно хочешь меня убить, — отозвался Торн, украдкой бросая взгляд на пистолет. — Типичная современная свадьба.
— Твой легкомысленный тон совершенно ничего не меняет, — сказала она.
— Зачем же ты только что спасла мне жизнь? Потому что сама хотела нажать на спуск?
— Я бы хотела простить тебя, — ответила она. — Если ты мне позволишь.
Торн сказал, глядя ей прямо в глаза:
— Мы могли бы простить друг друга. — Он взялся за поручень, идущий по периметру консоли, чтобы у него была точка опоры на случай, если придется на нее броситься.
— Ты прочитаешь мне молитву Розария, я тебе три раза прочитаю «Радуйся, Мария», и мы в расчете.
Она продолжала смотреть на него с отсутствующим выражением лица, без тени улыбки.
— Скоро мы будем в расчете, — сказала она, поднимая револьвер с колен и медля в нерешительности. — Раздевайся, Торн.
Озадаченный, он бросил на нее беглый взгляд, попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.
Она подняла кольт, позволила ему некоторое время на него полюбоваться.
— Снимай с себя все.
— Что? Ты хочешь заняться этим прямо здесь и сейчас?
— Не этим, — ответила она. — Кое-чем другим.
— Сара, — сказал он, пытаясь вывести ее из оцепенения. — Сара!
— Делай то, что я говорю.
Ее лицо сильно напряглось, губы крепко сжаты, в глазах ни тени жалости. На руке вспухли вены.
Очень медленно он стал стягивать с себя эту облегающую яркую одежду, украдкой бросив взгляд на шоссе. Когда он вновь к ней обернулся, ее била дрожь. Она не привыкла убивать парней вроде него, у нее не было навыка в этом деле.
Она сказала:
— Ты приезжаешь сюда раз в год, вспоминаешь все произошедшее, прокручиваешь все в своей голове, жалеешь себя. Ты притащил сюда и меня — как ты думал тогда — совершенно постороннего человека. И собирался все рассказать этому постороннему человеку, чтобы снять наконец груз с души. Но это ничего не значит. Ровным счетом ничего. Анализировать. Рассказывать свои секреты незнакомцам. Раскрывать свой позор кому-то, кого ты толком не знаешь. Это гроша ломаного не стоит.
— Но по чьей вине я не смог узнать тебя лучше? — Торн дернул головой, пытаясь найти какое-то решение в этой сложной ситуации. — Я думал, что знаю тебя, думал, что люблю тебя. Раньше у меня никогда не возникало потребности исповедаться перед кем-либо.
Рядом с пунктом проката на южном берегу озера Сюрприз взревели два водных мотоцикла. Толпа ребятишек в яркой одежде осыпала насмешками двух оседлавших мотоциклы подростков.
Торн снова посмотрел на нее.
— Сара, что ты хочешь от меня услышать? Что я приношу свои извинения? Что я виноват? Что я жалею о том, что произошло? Ты этого добиваешься? — Торн обогнул центральную консоль — теперь он стал для нее идеальной мишенью. — Ради всего святого, когда это случилось, мне было девятнадцать лет.
— Девятнадцать лет — это не так уж мало. Ты знал, что делаешь.
