прежде. Верю ли я ему, уважаю ли его? Как я могу верить тому, кого подозреваю в убийстве собственной жены? Понимаю ли я его? Как я могу узнать, что происходит в этом изощренном мозгу? А жизнь, которая ждет меня с ним? Я вспомнила слова его жены. У него ко мне страстное влечение, но как долго оно продлится? Я подумала о его любовнице, похожей на паука, поджидающего муху. И фон всей жизни - эта истерзанная страна, где в любой миг может разразиться катастрофа. А что в таком случае произойдет с графом и его семьей?
Я подумала о мирных зеленых лужайках Англии, лесах, в начале лета окутанных голубой дымкой колокольчиков. Подумала о зарослях первоцвета и фиалок, об осеннем сборе лесного ореха, и меня захлестнула волна ностальгии. Я представила себе, как мы собираем краснотал и наполняем им вазы, как я вывожу учеников на прогулку в лес, чтобы позаниматься на природе ботаникой.
Эти воспоминания вернул мне Джоэл, и мне показалось, что моя мама как никогда близка ко мне.
Джоэл сжал мою руку.
- Дорогая Минелла, подумайте об этом. Подумайте о том, что это может значить для нас обоих.
Взглянув на него, я увидела, какое у него доброе лицо, и подумала, как же он похож на своего отца. Я знала: если Джоэл привезет меня домой в качестве своей жены, сэр Джон и леди Деррингем радушно примут меня, пусть даже я - не та невеста, которую они выбрали бы для сына. Я знала, что в моей власти завоевать их любовь и я смогу без особого труда преодолеть все препятствия, отделяющие меня от счастливой жизни, которую желала мне моя мать.
Разумеется, остается еще граф.
Если бы я никогда не встречала его, не было бы никаких колебаний. Но после нашего знакомства моя жизнь изменилась.
Следующие два дня я провела в обществе Джоэла. Он не говорил о браке и вел себя очень тактично. Мы много гуляли вместе, беседовали на близкие ему темы: о болезни короля Англии; необузданности его сына, принца Уэльского; о недовольстве народа королевским семейством; о различиях в проявлении народного недовольства здесь, во Франции.
- У нас разный темперамент, - говорил Джоэл. - Не думаю, что в Англии дело дойдет до революции. Существует различие между богатыми и бедными, зреет возмущение, порой доходит до бунтов… но атмосфера совершенно иная. А здесь грядет революция, Минелла. Она уже нависла… прямо над нами… готовая вот-вот разразиться.
Он очень хорошо разбирался в сложившемся положении, и, по иронии судьбы, от него я узнала больше, чем от кого бы то ни было. Джоэл был зрителем, следившим за представлением с наилучшей точки. Кроме того, он был умен, проницателен и хорошо разбирался в политике.
- Людовик для своего времени худший король, - говорил Джоэл. - Печально, потому что человек он неплохой. Но он слаб. Он хочет быть хорошим. Он сочувствует народу, но он слишком вял. Верит, что все люди, как и он сам, действуют исключительно из наилучших побуждений. Бедная Франция! А королева, бедная Мария-Антуанетта! Она была слишком молода для того, чтобы на нее взваливали такое бремя. О, она виновна в чрезмерной роскоши. Но она была ребенком. Только представьте, она вырвалась из-под опеки своей суровой упрямой матери и стала избалованной любимицей развращенного французского двора. Разумеется, это вскружило ей голову, а она была слишком легкомысленна, чтобы понять, какой вред она причиняет своими действиями. Грядущее неизбежно, и Франции это не принесет добра. Толпа получит головы всех аристократов, какие только попадут к ней в руки, - независимо от того, являются ли они ее врагами. Существующая несправедливость должна быть устранена, но самое сильное чувство в мире - это зависть, и скоро сброд в отрепьях пойдет на дворянина в замке.
Слушать это было неприятно, и я постоянно думала о графе.
Джоэл любил гулять со мной после наступления сумерек, чтобы иметь возможность показывать мне звездное небо - ослепительный Арктур, мерцающие Плеяды; а когда он показал Марс, краснеющий на горизонте, тот показался мне зловещим.
Я вновь ощущала радость от общения с ним. С Джоэлом никогда не бывало скучно. Мы постоянно что-то обсуждали и по-дружески спорили.
ЦАРСТВО УЖАСА
I
Это произошло днем, сразу после полуденной трапезы. В это время дом всегда засыпал. Почти все отправились на послеобеденный отдых - эту привычку я так и не смогла перенять.
Я находилась в своей спальне. Вдруг раздался стук в дверь и, отворив ее, я увидела конюха Армана.
- Мадемуазель, - сказал он, - я получил распоряжение от своего хозяина.
Своего хозяина? Разумеется, от графа. Разве не прибыл Арман вместе с нами из замка?
- Да, Арман?
- Господин граф хочет, чтобы вы встретились с ним, и я должен проводить вас к нему.
- Когда?
- Сейчас, мадемуазель. Он хочет, чтобы мы ушли как можно незаметнее. Чтобы никто не знал, что он находится поблизости.
- Он в Грассвиле?
- Неподалеку от городка, мадемуазель. Он ждет вас. Я оседлал вашу кобылу, она в конюшне.
- Дайте мне минутку, и я переоденусь для верховой езды.
- Да, мадемуазель, но я прошу вас поторопиться, и не говорите никому о том, куда вы направляетесь. Это приказ графа.
- Можете положиться на меня, - сказала я, чувствуя, как во мне нарастает радостное волнение.
Арман ушел. Заперев дверь, я поспешно переоделась. Мне повезло, и по дороге в конюшню я никого не встретила. Увидев меня, Арман с облегчением вздохнул.
- Надеюсь, мадемуазель…
- Все в порядке, - успокоила я его. - Я никого не встретила.
- Это хорошо.
Он помог мне сесть в седло, и мы поехали.
Мы обогнули город. Я едва замечала дорогу, по которой мы ехали, в таком восторге была от предвкушения встречи с графом. Все мои размышления о будущем, которым я предавалась в течение последних нескольких дней, разом потеряли всякое значение при мысли о том, что я буду рядом с ним. Как я вообще могла рассуждать о браке с одним мужчиной, если стоило мне только подумать о другом - и от волнения кружилась голова!
Мы ехали вперед. Никогда прежде я не бывала в этих краях. Окружающий ландшафт переменился, стал холмистым, мы пробирались по пересеченной лесистой местности. Раз или два Арман резко натягивал поводья. Я тоже останавливалась.
Похоже, он прислушивался. В лесу не раздавалось ни звука; лишь где-то неподалеку журчал ручей да время от времени стремительно пролетала пчела.
По- видимому, удовлетворенный, Арман кивал головой и трогал коня.
Мы подъехали к лесному домику. Его каменные стены заросли плющом, а садик представлял собой сплетение кустарников и сорных трав.
- Нам сюда? - удивленно спросила я. Арман сказал, что да.
- Следуйте за мной, мадемуазель. Мы отведем лошадей за дом и привяжем их.
Мы обошли вокруг дома. Кто бы ни жил в домике, за садом он не присматривал не меньше года. Я оглянулась, ища лошадь графа, ведь она должна была быть здесь, раз он выбрал это место для нашей
