Он обнял меня, и мы вышли в жаркий ночной воздух. Мы еще только приближались к конюшне, а я уже почувствовала: что-то неладно. Я ощутила смотрящие на нас глаза, движения, услышала тяжелое дыхание. Граф тоже это заметил. Стиснув мою руку, он поспешно увлек меня к конюшне. Внезапно раздался крик.
- Он здесь! Хватайте его!
Граф оттолкнул меня от себя, и тотчас же вспыхнул факел. Тут я увидела толпу… двадцать… тридцать человек, напирающих на нас, с глазами, горящими диким возбуждением. Все были охвачены жаждой отомстить любому представителю класса, угнетавшего их на протяжении сотен лет.
- Беги на конюшню, - шепнул мне граф.
Я не шелохнулась. Я не могла покинуть его.
И тут я увидела то, от чего мне стало дурно. Во главе толпы был человек, которого я узнала. Это был Леон.
В свете факелов я с трудом узнала его лицо, настолько оно было искажено. Я не могла даже представить, что оно может так выглядеть. Глаза Леона обезумели от ненависти, рот перекошен. Как он был не похож на скромного и учтивого юношу, которого я знала!
- Повесить его! - крикнул чей-то голос.
- Повесить? Это слишком великодушно.
Толпа двинулась на графа. Я увидела, как он упал… и Леон был там.
Из крика Леона я не разобрала ни слова, но ясно было, что он командовал толпой.
Графа уволокли. Я видела, как он пытался отбиваться, но даже он не мог справиться с таким множеством людей. От страха и ужаса мне сделалось дурно. Я затряслась от отчаяния.
О Боже, подумала я. Он прав. Уже слишком поздно.
II
Сзади ко мне подошел Периго.
- Мадемуазель, мы должны идти… быстрее.
- Нет, - сказала я, - я никуда не пойду.
- Ничего нельзя сделать.
- Что с ним будет?
- Мадемуазель, по всей стране убивают таких, как он. Он хотел, чтобы вы немедленно отправились в Англию. Здесь вам не место.
Я покачала головой.
- Я не уеду до тех пор, пока не узнаю, что с ним случилось.
- Мадемуазель, - печально произнес Периго, - сейчас мы уже ничего не сможем сделать. Надо выполнить его волю.
- Я останусь здесь до тех пор, пока не узнаю, что с ним стало, - твердо повторила я.
Я вернулась в свою комнату в замке. Обессилев, присела на кровать, не переставая думать о графе. Что с ним сделают? Какому наказанию подвергнут за то, что называют веками несправедливости? Его преступление состояло в том, что он принадлежал к угнетателям. Теперь настал черед других угнетать.
Граф изо всех сил старался спасти меня. В это страшное время все мысли были только обо мне. Если бы он не вернулся в замок вместе со мной, теперь был бы в Париже. Конечно, в городе сейчас небезопасно, но он был бы вместе со своими собратьями, при дворе, и, разумеется, они смогли бы оказать бунтовщикам достойное сопротивление.
Что я могу сейчас предпринять? Что мне делать? Остается только ждать.
Куда его увели? Где он теперь?
Я боялась об этом думать.
Леон оказался предателем. А он мне очень нравился. Трудно поверить, что именно он вел толпу против графа. Почти всю жизнь он воспитывался в замке - его кормили, одевали, учили. И все это время он таил такую ненависть, что при первой же возможности восстал против своего благодетеля. Да, его брат- близнец погиб по вине графа, а такое не забывается никогда.
Но ведь граф пытался расплатиться за свой нечаянный поступок. Он ввел Леона в свой дом. Леон получил возможность помогать своей семье. Урсула также помогала им. Но они не простили. Должно быть, все эти годы они ждали отмщения, и Леон так тщательно скрывал свои истинные чувства, что всех обманул.
Именно Леона я увидела в вечер бала. Это должно было насторожить меня. Но в то время я не смогла в это поверить и убедила себя, что ошиблась.
Однако какой прок размышлять об этом сейчас? Теперь только одно имеет значение - что будет с человеком, которого я люблю.
Я стояла у окна, всматриваясь в темноту. Вдалеке увидела мерцающий огонек. Я вгляделась. Там ли он сейчас? Его предадут смерти. Я прочла это в глазах толпы… ненависть к тем, кто родился в богатстве и обладал тем, чему она завидовала.
Мне показалось, что в это мгновение у меня внутри что-то оборвалось. Моя жизнь больше не будет такой, как прежде. Она предоставила мне возможность - любить, жить полноценно, возможно, в опасности, - но я прошла мимо. Мое пуританское воспитание не позволило мне принять то, что предложила жизнь. Я хотела убедиться наверняка… и упустила свой шанс.
Это должно было произойти. Это было неизбежно. Но, по крайней мере, мы смогли бы насладиться нашей любовью.
Кто- то вошел ко мне в комнату. Я стремительно обернулась и увидела Ну-Ну.
- Итак, они схватили его, - сказала она. - Они схватили графа.
Я кивнула.
- Помоги ему Господь. Они не в настроении нежничать.
- Эти безумцы! - с чувством произнесла я. - Они похожи на дикарей. И ведь это его люди… люди, которые жили в его поместье, видели от него благодеяния.
- Такие разговоры могут быть опасны, - заметила Ну-Ну.
- Пусть! - воскликнула я. - Ну-Ну, что с ним сделают?
- Всего вероятнее, повесят, - бесстрастно сказала она.
- Нет!
- Именно так они и поступают. Вешают знать на фонарных столбах. Я слышала об этом. Толпа взяла Бастилию. Это начало. Начало Царства Ужаса. У графа и ему подобных нет никаких шансов. Я рада, что моя Урсула умерла. Это было бы ужасно. Знайте, они не щадят и женщин.
Я не могла смотреть на нее. Она была совершенно спокойна, но говорила со злорадством.
- О да, - продолжала Ну-Ну, - очень хорошо, что она умерла раньше. Она бы не пережила этого.
Я не хотела ни видеть, ни слышать Ну-Ну. Самым моим сильным желанием было остаться наедине со своей печалью.
Но старая нянька села рядом со мной и дотронулась до меня холодной рукой.
- Теперь ты никогда не будешь вместе с ним, да? - сказала она. - Ты никогда не ляжешь с ним рядом и не предашься тому, чего так боялась Урсула. Ее мать была такой же. Подобные женщины встречаются. Им нельзя выходить замуж, это несправедливо по отношению к ним. Но их держат в неведении… до определенного момента… а затем внезапно все открывают, и они находят жизнь невыносимой. Такой была моя малышка Урсула. Она была счастливым ребенком… играла в куклы. Она любила своих кукол. Ее называли Маленькой мамой. А затем… ее выдали замуж за него. Любой на его месте был бы лучше. Она была так похожа на свою мать… во всех отношениях… да, во всех отношениях.
Мне хотелось, чтобы она ушла. Я не могла ни о чем думать, кроме как о графе. Что с ним сделали? Я знала, что от унижения он будет страдать больше, чем от физической боли. Я постоянно вспоминала о том, что, когда впервые увидела его, окрестила его Дьяволом на коне. Такой гордый, такой грозный, неуязвимый.
