- Теперь я могу сказать правду, - говорила Ну-Ну. - На мне словно висел тяжелый груз. Мне всегда хотелось рассказать правду. Много раз я готова была сделать это. Вы ведь подозревали его, да? Все подозревали его - и вас тоже. Да, кое-кто считал, что вы тоже приложили к этому руку. У него ведь был мотив, не так ли? Он был связан с нею… она не могла дать ему сына, и вот появилась молодая здоровая девушка… вы, мадемуазель. Легко понять, что он чувствовал по отношению к вам. Ведь все сгорали от нетерпения, не так ли? Я смеялась, думая о Габриэлле Легран. Каким это было для нее ударом… хотя она должна была понимать, что не ее он возьмет в жены, даже если станет свободным. Но ведь они надеялись, не так ли? Уж такого они высокого мнения о себе. А ведь Габриэлла давно уже стала для него всего лишь необременительной привычкой.
- Пожалуйста, Ну-Ну, - попросила я. - Я очень устала.
- Да, вы устали, а его схватили, ведь так? Ему не будет пощады. Но и сам-то он не проявлял особенного великодушия, не правда ли? Сейчас он уже раскачивается на фонарном столбе. Возможно, его повесят прямо в собственном замке.
- Прекратите, Ну-Ну.
- Я ненавидела его, - яростно сказала она. - Я ненавидела его за то, что он сделал с моей Урсулой. Она в ужасе ждала его приходов.
- Вы же признали, что так было бы с любым мужчиной.
- Возможно, некоторые проявили бы больше сочувствия.
- Ну-Ну, пожалуйста, оставьте меня одну.
- Только после того, как все вам расскажу. Вы обязаны выслушать меня. Будет лучше, если вы узнаете правду. Теперь она вам не поможет. Возможно, именно поэтому я все и говорю вам. Я хорошо знала ее мать. Она была добра по отношению ко мне. Взяла меня к себе, когда у меня случилась беда… я лишилась мужа и ребенка. Она положила мне на руки Урсулу и сказала: «Теперь это твой ребенок, Ну-Ну». И у меня появилось то, ради чего стоило жить. Она стала моим дитятком. Моей любимой девочкой. И я перестала горевать о собственном ребенке. Ее мать болела. Она была похожа на Урсулу… безвольная… не хотела ничего делать, отказывалась от еды… затем начались боли. Они усиливались. Она ужасно страдала. Просто сходила с ума от боли и однажды покончила с собой, будучи не в силах больше терпеть. То же самое должно было случиться и с Урсулой. Она была похожа на свою мать. Я это знала, не так ли? Кто мог знать это лучше меня? У нее начались боли… сначала легкие, как у ее матери, и я пригласила врачей. Они сказали, что Урсула страдает той же болезнью, которая сгубила ее мать. Я поняла, что будет дальше…
Теперь все мое внимание было обращено на Ну-Ну. Удивленная и ошеломленная, я не сводила с нее глаз.
- Да, - сказала Ну-Ну, - она страдала бы, если бы осталась жить. И ни за что не наложила бы на себя руки. У нее по этому поводу были твердые убеждения. Она частенько говорила мне о них. «Мы здесь для того, чтобы выполнить свое предназначение, Ну-Ну, - говорила она. - Нельзя сдаваться на полдороге. Иначе придется вернуться и пройти все заново». Я не могла вынести одной только мысли, что она будет страдать… моя маленькая Урсула. Поэтому я позаботилась о том, чтобы она не страдала…
- Вы, Ну-Ну, это вы убили ее.
- Чтобы избавить от боли, - просто ответила Ну-Ну. - Да! Вы считаете меня убийцей. Думаете, что меня схватят и повесят на фонарном столбе или отправят на гильотину?
- Я знаю, что вы сделали это из любви, - тихо сказала я.
- Да, сделала это во имя любви. Теперь, после ее смерти, моя жизнь пуста. Но я знаю: она больше не страдает от боли там, где теперь находится. Только этим я и утешаюсь.
- Но вы допустили, чтобы все думали…
Глаза ее заблестели.
- Будто бы он убил ее. Да, я сделала это. Он убил ее… тысячу раз в своих мыслях. Он хотел убрать ее с дороги, но он не убивал ее. Это сделала я, жаждавшая быть с нею вечно.
Закрыв лицо руками, она заплакала.
- Моя малышка. Она выглядела такой умиротворенной. Я знала, она просто ушла. Никакой боли… ее не будет и впредь. Все ее страхи окончены. Моя крошка, она теперь счастлива. Она сейчас с другим ребенком… мои дорогие малыши вместе.
- О, Ну-Ну, - сказала я, пытаясь обнять ее.
Она оттолкнула меня.
- Ты его никогда не получишь, - злобно проговорила она. - Все кончено.
Поднявшись, она пошатываясь направилась к двери. Там остановилась и повернулась ко мне.
- Вам нужно уезжать домой, - сказала она. - Забудьте, что вообще произошло… если сможете. - Сделав шаг назад, она сосредоточила свой безумный взгляд на мне. - Вы тоже в опасности. Сегодня вас отпустили, но вы одна из них, помните. - Ее губы скривились в мрачную усмешку. - Кузина-член семьи. Теперь вы поймете, что значит принадлежать к такой семье. Сегодня толпа охотилась за крупной рыбой. Но все рыбы вкусные - как и сладка для толпы кровь знати. Они хотят, чтобы она пролилась… кровь сыновей, дочерей, племянниц, племянников, кузин…
- Ну-Ну, - начала было я, но она развернулась и, уходя, пробормотала:
- Они придут, это я точно говорю. Они придут за вами.
С этими словами она ушла.
Я была поражена ее откровениями. Значит, я неверно судила о графе, и, по всей видимости, у меня больше не будет возможности попросить у него прощение.
Что с ним сейчас? В отчаянии я пыталась обуздать свое воображение. Но не могла выбросить из головы воспоминания об искаженных лицах, обезумевших от жажды крови, полных решимости отмщения.
Они схватили его. У меня в голове звучал голос Ну-Ну: «Они придут за вами».
Я сидела у окна, дожидаясь утра. Что мне делать, я не знала. Куда его увели? Что с ним сталось? Возможно, его уже…
Я не позволяла себе об этом думать. Я поймала себя на мысли, что пытаюсь заключить сделку с Богом. «Дай мне увидеть его… всего лишь раз. Позволь мне сказать ему, что я несправедливо его осуждала. Позволь мне сказать ему, что я люблю его… что я всегда любила его, но была слишком неопытной, слишком связанной условностями. Всего лишь раз… позволь увидеть всего лишь раз».
Он бы ответил, что мне нельзя здесь оставаться. Я должна бежать с Периго, пока есть возможность. Но как я могла? Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о нем. Моя собственная безопасность, казалось, потеряла значение. Если его убьют, пусть меня убьют вместе с ним. Вдалеке послышались крики. Я стремглав бросилась к окну и выглянула на улицу. Меж деревьев мерцали огни… я увидела приближающиеся к замку факелы.
Теперь я могла различить голоса. Показалось ли мне, или я действительно услышала слово «кузина»?
Толпа что-то пела.
За дверью моей комнаты послышались шаги. Легкие бегущие шаги.
Шепот. Это слуги.
- Теперь они пришли за кузиной.
Я вернулась к окну. Теперь я ясно услышала: «A bas la cousine! A la lantern!»31.
У меня пересохло в горле. Значит, сейчас это свершится. Это цена, которую я должна заплатить. Я позволила вовлечь себя в происходящее. Ради Марго я изображала кузину, а затем не помешала продолжению обмана. И теперь за это я заплачу жизнью.
Я не хотела умирать. Я так хотела жить, быть вместе с любимым человеком, состариться рядом с ним. Я так много хотела узнать о нем… о жизни. Мне есть ради чего жить… если он будет рядом со мной.
Доносившийся снизу шум стал ужасным. Я закрыла глаза, словно эти лица, искаженные жадностью, завистью, ненавистью и злобой, уже сомкнулись вокруг меня.
Свет факелов осветил мою комнату. В зеркале я увидела отражение женщины с обезумевшим взглядом, в которой с трудом узнала себя.
