отдаленность.
Но есть способ передачи энергии, который еще удобнее, еще портативнее, еще универсальнее.
В топке под котлом может гореть что угодно: уголь или угольная пыль, нефть или отход ее переработки — мазут, дрова или дровяные опилки, торф или тот же самый газ. Любое топливо превращает воду в пар, и его струи своим напором вращают вал турбины, вал генератора. И родился ток, побежал по проводам, лишь у фарфоровых изоляторов, которые, как белые серьги, висят на мачтах, что-то гудит и чуть пощелкивает. Идут эти медные струны куда нужно, соскальзывает с них ток куда прикажут — в мотор трамвая или в спираль плитки, на привод к станку или в нить лампы. И возникает движение, загорается свет — от источника, который может находиться за сотни километров.
Не якорь электропривода, а поршень простого двигателя давал ход машинам большинства фабрик царской России. Не электрический ток, а керосин освещал города, кроме самых многолюдных. Электростанции были редки и маломощны.
Социалистическое хозяйство не может основываться на силе мускулов или приводе от паровой машины, на энергии ушедших эпох. Растущей стране нужен электрический ток, легко передаваемый на большие расстояния, экономичный и мощный.
Лишь крупное производство могло стать опорой для построения нового, социалистического общества. И лишь электрификация могла стать средством перевода хозяйства отсталой России на прочную техническую базу крупной индустрии. Понимая под электрификацией переход к новейшей технике, Ленин говорил: «Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны».
Уже были разгромлены Колчак, Деникин и Юденич, но гражданская война еще не кончилась. Заводы стояли: распахнутые дверцы пустых топок, заржавленные станки. Поезда еле ходили; из труб паровозов, работавших на дровах, снопом летели искры. На московских улицах — узкие тропинки среди снежных сугробов…
В эти дни Государственная комиссия по электрификации России из двухсот лучших инженеров и ученых — она называлась ГОЭЛРО — разработала по идее Ленина план электрификации страны. План намечал сооружение за 10–15 лет тридцати больших электрических станций.
Но нельзя было планировать электростанции без тех предприятий, которые будут потреблять их энергию. И ленинский план электрификации стал развернутым планом подъема всего народного хозяйства страны. Уже в нем была выражена идея более рационального, планомерного размещения производительных сил.
Какое было время — разруха, голод, во всем нехватка! Даже бумаги не нашлось, чтобы новый план как следует размножить. К нему был приклеен ярлычок:
«Ввиду крайней незначительности числа экземпляров этой книги убедительно просят товарищей, получивших ее, передать книгу по прочтении в местную библиотеку, чтобы по ней могли учиться рабочие и крестьяне».
Проекты первых электростанций разрабатывались учеными при свете коптилок.
Вдохновителей электрификации разоренной и бедной России английский писатель Уэллс, посетивший в те дни нашу страну, назвал мечтателями. В своей книге «Россия во мгле» он писал: «…Ленин хоть и отрицает, как профессиональный марксист, все „утопии“, но, в конце концов, сам впадает в электрическую утопию. Он всеми силами поддерживает план организации в России гигантских электрических станций, которые должны обслуживать целые области светом, водой и двигательной силой. Он уверял меня, что две такие опытные станции уже существуют. Можно ли вообразить более смелый проект в обширной, плоской стране, с бесконечными лесами и неграмотными мужиками, с ничтожным развитием техники и с умирающей промышленностью и торговлей?
Такого рода электрификация существует уже в Голландии, говорили о ней и в Англии, и весьма возможно, что в этих густонаселенных и промышленных странах она увенчается успехом и окажется делом полезным и экономичным. Но вообразить себе применение ее в России можно лишь с помощью очень богатой фантазии. Я лично ничего подобного представить себе не могу».
Коммунистическая партия смотрела на долгие годы вперед. Она видела не только кольцо фронтов, застывшие заводы, остановившиеся поезда. Она видела будущее. Она знала силу народа, силу идей социализма. К пятнадцатилетнему сроку советские люди перевыполнили план ГОЭЛРО почти в три раза.
Большое кубическое здание на окраине с рядом коротких толстых труб стало непременной чертой городского пейзажа.
Многие станции дают не только электричество, но и тепло: по трубам в дома и на заводы течет горячая вода.
Местами сооружены особенно большие станции — районные. На них стоят гигантские турбины мощностью до 100 и даже 150 тысяч киловатт: одна такая турбина пожирает целый поезд угля в сутки.
Сооружаются не только крупные электростанции, но и мелкие — сельские. Коммунистическая партия поставила задачу скорейшего подъема сельского хозяйства, и электрификация колхозного производства должна сыграть немалую роль в решении этой общенародной задачи.
Во все стороны идут передачи — то цепочки деревянных столбов со стеклянными стаканчиками, а то высоченные стальные мачты, шагающие выше гор, шире рек.
Сравнительно близко расположенные станции у нас «кольцуются», связываются в единую систему. Даже заводские станции, например Магнитогорская, работают на общую сеть. Случится где-нибудь авария или начнется предупредительный ремонт — заводы продолжают работать: станции крепко держатся за руки, как люди в хороводе.
Эти кольца огромны. Сеть Центра пронизала все междуречье Волги и Оки — от Москвы до Щербакова, Рязани и Горького. Единой сетью переплетен промышленный Урал на тысячу километров от севера до юга. В кольцо связаны электростанции Кузбасса.
В капиталистических странах при неизбежной там анархии производства такие системы создавать трудно. А у нас не только отдельные станции, но и большие кольца начинают сцепляться друг с другом. Энергетическая система Приднепровья соединилась с системой Донбасса — размах чуть не на половину Украины. Не хватает энергии в Донбассе — она переливается по проводам с Днепра; обмелел летом Днепр, сократилась выработка на Днепрогэсе — ток льется из Донбасса.
В будущем можно создать такую энергетическую сеть, которая свяжет все электростанции страны. Кольца составят единую цепь. И единая цепь вовлечет в хозяйство энергетические ресурсы независимо от их расположения. Сократится-транспортировка топлива, замененная более удобной и дешевой транспортировкой электрической энергии. Единая сеть насытит энергией всю громадную страну, станет костяком рационального, более равномерного размещения производительных сил.
При размахе энергосистем не только по меридиану, а и по параллели — скажем, при связи Москвы с Поволжьем и Уралом — будет, между прочим, учитываться и «космический фактор». Больше всего электроэнергии требуется по вечерам и особенно много в те ежедневные декабрьские час-полчаса, когда уже стемнело, а рабочий день еще не кончился. Одиноким станциям приходится держать резервные агрегаты, чтобы зимой срезать этот острый пик. Но время Москвы и Урала, разделенных полутора тысячами километров по широте, разнится на два часа. Разрыв между Москвой и Средней Волгой — один час. Вот наступил вечер — сначала наибольшее напряжение на Урале, через час на Волге, через час в Москве. И единый пульт будет рассылать электричество в те часы, когда нужно: сначала усилит снабжение Урала, потом Поволжья, потом районов Центра. А безболезненно срезанный пик — это удешевление энергии. Построить единую энергетическую систему нелегко: дальность передачи электрического тока ограничена.
Сейчас по высоковольтным линиям идет переменный ток. Он может превозмочь сотни километров, даже связать Москву и Куйбышев. А постоянный ток превозмог бы и тысячи километров, пересек бы всю Сибирь. Надо научиться передавать по проводам на далекое расстояние постоянный ток. Такова задача. И ее теперь решают. А может быть, новым техническим усовершенствованием удастся намного удлинить передачу и переменного тока.
Когда далекая передача электроэнергии будет более доступной, по-новому встанет и проблема кольцевания. Новые индустриальные центры получат обильную энергию, новые залежи сырья и топлива будут подняты к жизни. Увеличится дальность передачи энергии, и еще более властно сможем мы
