— Его здесь нет, милорд. Эту ночь он проводит в другом месте.
— Я знаю где! — воскликнул король и сразу осекся. Возле кровати, сидя на коленях, худой и бледный, крепко спал Томас. Король смотрел на него, а по лицу расплылась улыбка нежности. Приложив к губам палец, король кивком указал Вивиену потихоньку удалиться.
«Заснул в молитве. Как мне могло прийти в голову подловить Томаса! Пустое: для него соблазна не существует», — подумал король.
К Томасу пришли Ричард де Луси, епископы Эксетерский и Чичестерский. Состоялся долгий и обстоятельный разговор. Гости полагали, что перед ним ясный путь долга. Он пользуется полным доверием короля. Король прислушивается к нему, как больше ни к кому другому. Церковь нуждается в нем. Кентерберийский престол пустует слишком долго. Только Томас может принять облачение архиепископа.
Так считает король; духовенство пришло с ним в согласие.
Томас знал, что простые и дружеские отношения с королем должны закончиться. Изменится и его образ жизни. Но сего не миновать, и он должен согласиться. Беккет обещал пришедшим сановникам, что он примет предложение короля стать архиепископом Кентерберийским.
ГРОЗА НАДВИГАЕТСЯ
В замке Фале король, его жена и мать вели серьезный разговор о назначении архиепископа Кентерберийского. Матильда, уже постаревшая, но все такая же настойчивая, говорила сыну, что тот сделал большую ошибку, остановив выбор на Томасе Беккете. Элинор пожимала плечами. Беккет ее не очень занимал, но она корила Генриха за помешательство на этом человеке, которое теперь распространилось и на сына, на молодого Генриха. Последний раз, встречаясь с сыном, она увидела, что он просто обожает архиепископа, смотрит на него как на святого. Хоть и надоело ей это всеобщее поклонение, но все лучше, думала Элинор, когда король проводит время с такими, как Беккет, чем гоняется за разными девками.
Король возражал обеим собеседницам:
— Нет, миледи. Я сделал совершенно правильно. Мы с Беккетом хорошо понимаем друг друга. Он прекрасный канцлер, а когда канцлер и архиепископ — один и тот же человек, вы увидите, как легко у нас пойдут дела.
— Я буду молиться об этом, — сказала Матильда. — Только между королями и церковью всегда происходят трения. Церковь стремится отобрать власть себе, и королям надо это пресекать. Назначив такого человека главой своей церкви, ты даешь ему неограниченную власть.
— На посту канцлера Беккет пользовался большой властью, но мне было с ним совсем нетрудно.
— Король с канцлером просто неразлучны, — заметила Элинор.
— Никак не могу понять дружбу с этим человеком, — вставила Матильда. — Купеческий сын! Меня это удивляет.
— Поверьте мне, в Англии нет более образованного человека. — Невероятно, — бросила Матильда. — Ты обманываешься.
— Да нет же. Он очень учен и от природы благороден.
— Король влюблен в него, будто это женщина, — поморщилась Элинор.
Генрих бросил на нее сердитый взгляд. Что она ополчилась на него вместе с матерью? С тех пор, как он привел в детскую маленького Жефруа, она все время выражает ему неприязнь.
— Я ценю в нем хорошего друга, — поправил ее Генрих. — Ни с кем из моих приближенных мне не бывает так хорошо, как с этим человеком.
— Тебе мало, что сделал его канцлером, еще надо посадить его на церковный престол королевства!
— Дорогие мои! Это — политика. Управление государством. Мой канцлер стал моим архиепископом. Канцлер — слуга государства, а поскольку архиепископ является еще и канцлером, как он может выступить против того, что выгодно государству?
— Ты думаешь таким путем подчинить церковь государству. Будем надеяться, что из этого что-то получится, — сказала Матильда.
— Не бойтесь, мама. Получится.
— Архиепископ действительно светский человек. — Элинор повернулась к Матильде. — Вы знаете, он живет в невероятной роскоши. Содержит семьсот рыцарей, попоны коней расшиты серебром и золотом. Я слышала, у него самый большой доход в королевстве.
— Так и должно быть у канцлера, — возразил Генрих.
— Выскочка! — сказала Матильда. — Простолюдин теперь должен показать всему миру, как он благороден.
— Вы, мама, родились в королевской семье и все же, насколько я знаю, не уставали утверждать свое благородное происхождение.
— О, твой парень любит покрасоваться, — сказала Элинор. — Я слышала, как говорили, что он живет богаче короля.
Генрих снисходительно засмеялся:
— Пожалуй, это единственная его слабость — обожает роскошь. Можно сказать, это у него не врожденное, а приобретенное. Стало быть, заслужил.
— Он тебя просто околдовал, — заявила Элинор.
Генрих ответил ей строгим взглядом. Чего она кусается? Ревнует, наверное. Значит, ее чувства к нему не совсем угасли. Она так же не любит его дружбу с Беккетом, как не переносит его любовные похождения.
Элинор продолжала обсуждать Беккета:
— На его званых обедах все должно быть необычное. Говорят, за блюдо угрей он платит семьдесят пять фунтов стерлингов.
— Ну и пусть говорят. Экстравагантность Томаса делает мне честь. Он же мой канцлер, и я помню, когда он с большим посольством ходил во Францию, там говорили, что, значит, я действительно богат, раз канцлер едет с такой свитой.
— Пусть он умен, — снова сказала Матильда, — только смотри, чтобы он не был слишком умен.
— Вот увидите, какой я делаю блестящий ход. Борьба между церковью и государством на этом закончится.
Дня не прошло после этого разговора, как Генрих испытал такой приступ ярости, какого с ним еще не бывало. Из Кентербери приехал посыльный и привез Большую королевскую печать. Генрих с изумлением смотрел на нее и тут начал понимать, что произошло. К посылке было приложено письмо, и, когда король стал его читать, в глазах у него все поплыло.
— Будь я проклят, Томас, — пробормотал он сквозь зубы. — Я же тебя убью за это.
Томас писал, что он должен сложить с себя полномочия канцлера, ибо не может совмещать два поста. Архиепископ не может быть одновременно канцлером. У Томаса теперь новый хозяин — церковь.
Генрих едва не задохнулся от ярости. Случилось то, что предсказала мать. Оправдались также издевательские заключения Элинор: он слишком уверовал в любовь Томаса; их дружба казалась ему превыше всего. Но Томас так не считал. Вспомнились слова Томаса, что это конец их дружбе.
Генрих рассчитывал избежать борьбы с церковью, когда канцлер и архиепископ будут в одном лице. Если Томас решил занять одну сторону, когда король — на другой, значит, конфликт между ними неизбежен. Дед воевал с церковью. Значит, и ему придется бороться с Томасом.
А он думал, что умнее деда. Именно этого он хотел избежать назначением Томаса. Посадив на церковный престол своего друга, он хотел подчинить церковь государству, чтобы она больше не смела перечить королю. Генрих Плантагенет не желал иметь над собой никаких пап.
