разрушения, причиненные войной[812]. Но в любом случае войны не были столь частыми, длительными и напряженными, чтобы повлечь за собой непоправимые разрушения, за
исключением отдельных местностей. В масштабах Запада война была лишь одной из
составляющих экономической и демографической эволюции. Более того, отдельные
народы или социальные группы сумели сделать из нее источник процветания. Денежное
благосостояние скандинавского мира сложилось как благодаря грабежам, так и торговле.
Очень выгодной была военная политика Венеции на континенте и на Крите. Каролингская
аристократия долгое время жила за счет завоеваний и пришла в упадок, когда они
прекратились. В конце Средневековья было очень распространено представление, что
победы на континенте позволили английскому народу увеличить свои богатства.
Как и в другие эпохи, в Средние века война стимулировала определенный
технический прогресс, иногда по инициативе и под контролем государств. Этот прогресс
коснулся прежде всего вооружения, но был ощутим и в других отраслях производства: металлургии, металлообработке; получили развитие военная «инженерия», транспорт, картография, география и т. д.
Средневековое общество иногда представляют как преимущественно военное. Это
справедливо в том отношении, что в обществе не было четко определенного и
ограниченного военного сословия и физическое присутствие войны не ограничивалось
какими-то прифронтовыми районами, но ощущалось очень сильно, оказывало влияние и
давало о себе знать почти на всем Западе; это справедливо и в том отношении, что
существовали тесные и прочные связи между организацией власти, социальной иерархией
и иерархией военной и что личное военное снаряжение (правда, часто примитивное) было
широко распространено, но более в городах, чем в сельской местности[813].
Однако не забудем, что Средние века ввели и признали статус невоюющих, которые
по определению стоят вне войны: это некоторые маргинальные социальные группы, дети
и юноши (моложе четырнадцати, пятнадцати, шестнадцати или восемнадцати лет), старики (старше шестидесяти, шестидесяти четырех или семидесяти лет), женщины, клирики и монахи. Кроме того, Средневековье не знало системы военного учета, которая
существовала в Римском государстве и принципы которой были развиты в современных
государствах. Процесс социальной дифференциации, связанный со способом
экономического производства, привел к изоляции небольшого количества
профессиональных воинов, содержание которых могло принимать самые разные формы.
Что касается основной массы населения, определяемой иногда как безоружная, то, хотя ее
участие в войне никогда и не исключалось, но было в общем эпизодическим: «коммуны»,
«народ» являлись, в лучшем случае, потенциальными воинами, которых призывали (не
без опаски и колебаний) только в критических ситуациях.
С другой стороны, было бы абсурдным представлять средневековую этику глубоко
проникнутой воинскими ценностями, духом и подчиненной им; воинскому идеалу были
чужды христианские и куртуазные ценности (пока еще нет буржуазных) даже тогда, когда
первые уступали место вторым или в некотором смысле сливались с ними. Если
ограничиться рассмотрением светского мира одного лишь XV в., то существует
множество социальных типов: итальянский гуманист, советник парламента, даже
придворный, крайне мало обязанных рыцарским ценностям! Наконец, возможно, что
войны имели менее разрушительные социальные последствия, чем в другие эпохи: не
было обращений в рабство, как в античности, редки были массовые экспроприации и
перемещения больших групп населения. Многие конфликты только слегка задевали
общество и ограничивались высшими слоями, большинство же в это время ждало, когда
пройдет гроза, чтобы вернуться в свою деревню и к своему наделу. Какое значение имело
то, что сменился сеньор и восстановлена справедливость, – ведь оброк будет взиматься от
имени нового сеньора. Если средневековое общество и было воинским, то прежде всего
потому, что военные обязательства и деятельность составляли существенную часть
ответственности и активности светских структур.
