Месть нибелунгов

которых у него сердце обливалось кровью. Он втайне надеялся, что Сигурд начнет ему возражать, и тогда взрыв ярости короля будет оправдан.

Сигурд повернулся к матери.

— Я поеду в Данию, — упрямо повторил он. — Вы ведь обещали мне!

— Не пытайся получить разрешение у матери, раз я уже запретил тебе эту поездку. — Голос Гернота звучал непреклонно.

Сигурд вскочил.

— Это разрешение я получил много месяцев назад. Я получил его от вас! — воскликнул принц. — Вы не можете нарушить свое слово беспричинно!

— Я король. Я имею право изменить свое решение, — возразил Гернот. — И насколько я понимаю, воля принца не перевешивает власть короля!

— Если этот замок — моя судьба, то что тогда отличает принца от нижайшего из слуг? — возмущенно вскричал Сигурд.

Мышцы на его руках сжимались и разжимались, и в конце концов юноша с яростью отбросил свой бокал в сторону.

— Хотя бы тот факт, что принцу за подобное поведение не грозит никакого наказания, — заметил Гернот. — Сигурд, я понимаю твое возмущение, но мое решение от этого не изменится.

Сигурд взглянул на мать.

— А ты? Ты тоже хочешь держать меня здесь в заточении, словно я не твой сын, а твой раб?

Эльза пыталась найти правильные слова, но она не умела спорить, поэтому отвечать пришлось Герноту.

— Если для тебя различие между сыном и рабом состоит только в том, позволят ли тебе развратничать при датском дворе, пока от пьянства твой дух не будет сломлен, то мне все равно! — воскликнул Гернот.

Сигурд растерялся и промолчал. Он испугался того, что Гернот, очевидно, знал его тайные намерения. Король горько расхохотался.

— Не думай, что ты первый мальчишка, которого жар чресл влечет к греху. Портовые города полны распутников и бездельников, просыпающихся в луже собственной мочи и хвалящихся грудями, между которых им доводилось всовывать свой язык!

Эльзе не нравилось, когда ее муж и король говорил подобным образом, даже если он и был прав. Она даже представить себе не могла, что Гернот или Сигурд способны испытывать такое постыдное чувство, как вожделение.

Сигурд знал, что он вряд ли сумеет выиграть этот спор. Еще несколько мгновений назад юноша намеревался хвастливо описывать добрые поступки, которые он мечтает совершить, но эти намерения зачахли под горячим огнем правды плоти. Он недооценил своего отца, не учел тот факт, что король сам когда-то был молодым.

— Разве я говорил, что не буду совершать никаких ошибок, не буду делать глупостей? — Сигурд попытался вызвать у отца понимание. — Но как мне познать мир, если я его не увижу? Как принцу стать королем?

Гернот сначала не знал, что ему ответить, поскольку мальчик был прав. Как птица не могла научиться летать в клетке, так и принц в замке не мог укрепить свой дух. Полюбить родину можно только на чужбине. Но ведь он обещал Эльзе не позволять Сигурду уезжать. Пока что не позволять. Это обещание он готов был сдержать.

— Если бы ты мог переубедить меня, я бы проговорил с тобой до утра. Но решение принято: и в этом, и в следующем году каждый твой день будет проходить в Исландии.

Ярость Сигурда искала жертву, цель. Если бы дрык оставался где-нибудь неподалеку, принц задушил бы его собственными руками, чтобы усмирить кипение крови. Но он не мог спорить с королем и королевой.

— Мама, его решение — это и твое решение тоже? — Он повернулся к матери.

Эльза не могла признать, что это было ее решение, а не желание Гернота, поэтому она опустила взгляд.

— Это наше решение.

Сигурд глубоко вздохнул, затем вытер с губ оставшийся после жаркого жир и встал.

— Что ж, тогда говорить больше не о чем.

Он сделал пару шагов к небольшой двери, которая вела в то крыло замка, где находилась его комната.

— Сигурд, — резко произнес Гернот, — подними бокал и поставь его на стол.

Это была игра во власть. Гернот хотел, чтобы Сигурд закончил этот спор, покорившись ему. Принц замер. Затем он медленно поднял бокал, отброшенный в сторону, и подошел с ним к столу. Гернот молча смотрел на сына.

Сигурд ответил на взгляд отца и поставил бокал на стол вверх дном.

Затем он вышел, не оглянувшись. Дверь громко захлопнулась, и по коридорам замка прокатилось эхо.

Гернот сел и глотнул меда. Мед был горек. Король победил и одновременно проиграл. Эльза тихо заплакала.

Мне… мне очень жаль.

Гернот встал из-за стола и вышел через дверь в большой зал.

— Сейчас не время для забав, — устало сказал Эолинд, надеясь скорее на собственный покой, чем на покой принцессы. — Королю не нравится, когда вы ночью ходите по замку.

Лиля была слишком возбуждена, и слова старого советника не произвели на нее никакого впечатления. Детская восторженность делала ее силы неисчерпаемыми.

— Но Сигурд сказал, что у тебя есть кое-что для меня. Подарок!

Эолинд отмахнулся.

— Что бы он ни имел в виду, это подождет до завтра.

Он уже переоделся в ночную рубашку, и белеющие в темноте простыни манили его к себе. Посох Эолинда мирно стоял в углу у стены.

— Нет! — оглушительно воскликнула Лиля, топнув ногой, словно пыталась раскачать замок. — Я не смогу уснуть, пока не получу это!

— Пока что ты не получишь? — хитро спросил Эолинд.

Лиля немного успокоилась и принялась сосредоточенно размышлять. Перед ней стояла сложная дилемма: она не могла утверждать, что не может жить без чего-то, если не знала, что же это такое.

— Это… это то, что обещал мне Сигурд!

— А он обещал тебе, что ты получишь это именно сегодня? — продолжал допытываться Эолинд.

Лиля терпеть не могла, когда Эолинд был таким скрытным. Она всегда пыталась перехитрить старика, но ей никогда не удавалось взять верх над учителем.

— Я уверен, что это может подождать до завтра, — раздался голос от двери, и Эолинд только сейчас заметил, что в комнату тихо вошел король. — А завтра наступит значительно быстрее, если одна маленькая принцесса пойдет спать.

С отцом Лиля спорить не могла, и, поджав губы, девочка направилась в свою комнату. Но не успела она подойти к двери, как Эолинд свистнул ей, как свистят лошадям. Старик протянул свою дрожащую руку к сумке, лежавшей на табурете, и стал рыться в ее содержимом. Наконец он нашел отломанный рог дрыка и бросил его принцессе, которая с восторгом поймала его и принялась крутить в своих маленьких ручках.

— Он всегда будет защищать тебя, — улыбнулся Гернот и подтолкнул дочку к двери. — Но он не защитит принцессу от меня, если сегодня вечером я еще раз увижу ее с открытыми глазами.

Повернувшись к Эолинду, Лиля с благодарностью помахала ему рукой, а потом ушла.

— Ее удержать сложнее, чем войско наемников, — вздохнул Гернот.

Эолинд почтительно поклонился, и король только сейчас заметил, что его советник уже подготовился ко сну.