Они уже хотели идти, когда из темноты им навстречу вынырнула чья-то фигура.
Это был Сигурд.
— Рад видеть вас здоровыми и бодрыми, — поспешно сказал принц, обнимая своих друзей. — Ион, как твои косточки?
— Каждая из них борется за право испытывать самую сильную боль, — ответил Ион. — Но не волнуйтесь, позвольте мне отдохнуть с недельку, и я смогу плыть в Данию.
Сигурд резко отвернулся, и парни, благодаря лунному свету, разглядели его сжатые кулаки. Они еще никогда не видели принца в таком состоянии. Обычно Сигурд сохранял спокойствие, да и настроение у него всегда было хорошее.
— Что произошло, принц Сигурд? — осторожно спросил Гелен.
— Это из-за Дании? — принялся допытываться Ион. — Это… это не так уж важно. Если король не хочет, чтобы мы сопровождали вас, то мы вполне понимаем…
Сигурд снова повернулся к друзьям, и они увидели его горящие от ярости глаза.
— Собирайтесь. Еще до рассвета нам нужно отправиться в путь.
— Куда?
— Как куда? В Данию, конечно.
Когда Гернот присоединился к ней в постели, Эльза еще не спала. Он закряхтел, но дело было не в возрасте, а в его недовольстве. Эльза протянула под одеялом руку и кончиками пальцев нежно погладила его грудь.
— Я знаю, как тебе было трудно.
Она подняла голову, чтобы Гернот смог ее обнять, а потом теснее прижалась к нему. Гернот вздохнул.
— Просто… мне не хотелось разочаровывать мальчика. Сигурд упрекнул меня в том, что я дал ему слово и отказался от него. И в этом он прав. Что же я за отец и король, если запрещаю молодому человеку поступать так, как это делает каждый? Мой отец никогда не отказывал ни мне, ни Гунтеру, ни Гизельгеру в просьбе провести пару веселых недель в путешествии по реке. Совсем наоборот!
— Речь идет об огне в крови Сигурда, — напомнила ему Эльза. — Мы защищаем его от себя самого.
— Снова кровь, — простонал Гернот. — Ты говоришь, как Эолинд. Разве мы забрали Сигурда из Бургундии не для того, чтобы снять проклятие крови? Разве мы не воспитывали его без таких слов, как «судьба» или «наследное право»? Может, теперь все дело не в крови, а в доверии. Мы должны доверять Сигурду.
Эльза осторожно подбирала слова.
— Вероятно, нам следует сказать ему правду.
Гернот взглянул на жену. Ее лицо, освещенное светом факелов, которые были закреплены по обе стороны супружеской кровати, казалось мертвенно-бледным.
— Ты понимаешь, о чем говоришь? Эта правда уничтожит нашу семью. Сигурд перестанет быть нашим сыном, а Лиля больше не будет его сестрой.
— Конечно же, он останется нашим сыном, — возразила Эльза. — Он будет нашим сыном в еще большей степени, ведь мы отныне не будем утаивать правду!
Гернот покачал головой.
— Ты ошибаешься, и мне больно говорить это. С правдой придут вопросы, и Сигурд потребует от нас ответов. Не успеем мы произнести эти слова, как Сигурд сядет на корабль и отправится на материк. Он будет пытаться вернуть свое наследство, чтобы найти замену тому, что отобрала у него правда.
Эльза допускала, что Гернот прав, но ей было все сложнее и сложнее смотреть в глаза Сигурда, которые на самом деле были глазами Зигфрида. Она никогда не думала, что благородство может принести столько боли.
Гернот с нежностью прижал ее к себе.
— Я думаю, ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Не нужно было рассказывать тебе о Вульфгаре. Вот увидишь, этот глупец скоро упадет с коня и сломает себе шею, а мы еще лет на пятнадцать сможем забыть о Ксантене и Бургундии.
Эльза подумала о том, не рассказать ли Герноту о своих кошмарах, об огне и Брюнгильде. Но какой в этом смысл? Это не облегчит ей душу и только огорчит Гернота. Она знала, что обязанности королевы состоят вовсе не в том, чтобы расстраивать короля.
— Давай забудем о Ксантене и Бургундии сегодняшней ночью.
Ее губы коснулись его шеи, плеч, она нежно провела длинными ногтями по его животу, и уже в следующее мгновение его губы нашли ее уста. Он провел рукой по волосам Эльзы.
— Как так получается, что я король, а ты управляешь мной? — тихо спросил он.
Эльза медленно уселась на мужа верхом, и ее ночная рубашка скользнула по бледным плечам вниз.
— Если тебе так хочется править, тогда приказывай, чего ты хочешь.
Она шептала эти слова ему на ухо со все возрастающей страстью. Ее возбуждало то, как напряглось тело Гернота.
— Приказывай все, что захочешь.
Его руки скользнули по ее небольшим грудям, и он ощутил кончиками пальцев, как тело Эльзы охватила дрожь.
— Потому что я твой король?
Дыхание Эльзы участилось, и она ладонями нажала на грудь Гернота.
— Нет. Потому что ты — это моя жизнь.
Они любили друг друга страстно, словно это был их первый раз — и в то же время последний.
Эолинду не спалось. Впрочем, это было не важно. В его возрасте телу нужно было не так уж много, касалось это стола или постели.
Старик набросил рубашку, перепоясался ремнем на талии и зашнуровал ботинки. Несмотря на вечный холод, он не носил утепленные штаны. Как и большинство исландцев, Эолинд приспособился к суровому климату и замерзал не так быстро, как король и королева.
Он любил это время, когда никто вокруг не суетился, когда спали и ночные, и утренние птицы. В это время можно было остаться наедине со своими мыслями. И с Исландией. Когда-то он слышал, что далеко на востоке это время называли Час Волка.
Эолинд, тяжело кряхтя, поднялся по ступеням на башню. Посох он оставил в комнате: пока его рука находила какую-то опору, двигаться ему было несложно. Но малышка Лиля каждый день напоминала своему наставнику о том, что она последняя принцесса из королевского рода, которую ему придется воспитывать.
Даже ветер, казалось, еще спал, и перед Эолиндом открылся великолепный вид на море.
Он размышлял. Слова Гернота о Брюнгильде разбудили в нем старые воспоминания. Воспоминания, которые он когда-то предпочел отбросить. Теперь же они стояли перед ним — такие же ясные, как и утренний воздух. Эти воспоминания упрямо теснились в его голове. Эолинд обожал Брюнгильду. Она была дикой принцессой, упрямой и жадной в поисках тех границ, которые могла бы преодолеть. Он никогда не видел девушки, которая была бы настолько воинственна, насколько и женственна. Эолинд видел огонь любви в ее глазах, когда она впервые повстречалась с Зигфридом. В течение долгих лет напрасных ожиданий этот огонь медленно угасал. Но когда Зигфрид попросил ее руки ради своего друга Гунтера — именно Гунтера! — этот огонь вспыхнул в ней с новой силой. Но отныне это был огонь мести, а не пламя страсти.
Эльза, как и Гернот, не любила, когда кто-то говорил о Брюнгильде, последней исландской королеве на троне этой страны. Эолинду же вспоминать о ней не давала боль. Боже мой, как он любил эту девочку! Иногда, в минуты одиночества, его сердце наполнялось неизбывной тоской об ушедших годах. В такие мгновения он ненавидел бургундов, их покой и падение рода исландских королей.
Где-то на горизонте ночное небо взрезала молния, словно приветствуя его мрачные мысли.
