— Я требую, чтобы им немедленно было предъявлено обвинение, — проговорил Макс. — Немедленно!
— Помолчи минуту, ты, пустое место, — злобно прорычал Барни. — С кем, по-твоему, ты говоришь?
— Мистер Дрегна прав, мэр, — заявил Келли. — Вы обязаны немедленно предъявить обвинение. — Он повернулся к Маллади: — А вам, Маллади, я настоятельно советую держаться в стороне от этого дела.
В течение долгих десяти секунд Маллади и Келли изучали друг друга в неожиданно притихшем коридоре. Потом Маллади пожал плечами.
— Конгрессмен, я, понятное дело, не хочу лезть с вами в драку, но, с другой стороны, эти люди мои друзья, и я хотел бы быть уверенным, что они получили лучший совет…
— Совет, это замечательно. Но и ограничьтесь этим.
— Я посоветуюсь завтра с окружным прокурором, — сказал мэр. — Уверен…
— Если этим людям не будет предъявлено обвинение в течение получаса, я лично звоню министру юстиции Соединенных Штатов и заявляю протест по поводу нарушения их конституционных прав, — мягко произнес Келли. Он взглянул на часы, потом на мэра: — Двадцать девять минут, господин мэр.
Мэр облизнул губы и посмотрел на коллег. Повернувшись, они смотрели на Барни, который махнул рукой:
— Не стоит так волноваться, конгрессмен. У нас есть более важные дела, о которых надо думать, правильно, мэр? Почему бы не предъявить обвинение этим бродягам и не вернуться к борьбе с пожаром?
— Позвоните домой Шварцу и скажите его жене, чтобы вызвала за полчаса одного из его партнеров, или завтра у профсоюза будет новый адвокат, — велел Макс кому-то из помощников. — Вроде, один из них живет в Скарсдале.
— Не беспокойтесь, мистер Дрегна, — произнес Келли. — Я буду представлять ваших людей. — Повернувшись к мэру, он добавил: — У кого материалы?
— У начальника полиции. Я вызову его сюда, — сказал мэр.
— Предположим, вы скажете ему, что мы спускаемся, — ответил Келли.
— Я должен позвонить судье, — произнес мэр.
— Ну, так и звоните, — нетерпеливо отозвался Келли. — Это его работа, верно?
— Ради Христа, мэр, позвоните этому чертову судье, и пусть придет сюда, чтобы предъявить обвинение этим бродягам, — прорычал Барни. — И давайте займемся пожаром. Джин, возьми-ка мое пальто.
Отполированное черное лицо ничего не выражало, но на мгновение мне показалось, что в глазах Абернети промелькнул гнев, когда он молча кивнул и пошел внутрь зала заседаний. Но это выражение исчезло, когда он вышел и помог Барни надеть пальто.
— Пойдемте на пожар, мэр, — сказал Барни, осторожно натягивая пару дорогих перчаток. — Будьте уверены, у конгрессмена есть все, что ему надо. — Он повернулся к Келли с кривой улыбкой: — Я представляю тот день, когда мы встретимся, конгрессмен.
— Не думаю, что это случится, — ответил Келли спокойным, холодным голосом.
— О-о-о, можно на минутку, Барни? — спросил мэр, и вместе с Маллади вошел в зал.
— Не думаю, что мистеру Маллади понравился конгрессмен, — прошептал мне Абернети.
— Могу вас уверить, это взаимное чувство.
— Я не могу припомнить, чтобы конгрессмен обращался к нему.
— Не думая, чтобы он когда-нибудь обратился, — ответил я. В это время Барни вышел из зала заседаний, кивнул головой Джину и спустился вниз, сопровождаемый встревоженным мэром и членами муниципалитета.
— Я позвонил начальнику полиции, — сообщил мэр, проходя мимо Келли. — Он едет сюда. Вы можете подождать в его канцелярии внизу.
С гудящей взволнованной толпой, устремившейся за нами, мы спустились в вестибюль, где ждали, пока не приедет шеф полиции. Затем нас пригласили к нему в кабинет. Когда мы вошли, Эдвардс сидел за своим столом. У него была круглая лысая голова, неуверенная улыбка и пустые голубые глаза. Его большие руки были натружены, и я мог бы держать пари, что он и сейчас сможет легко пахать.
— Мы здесь насчет предъявления обвинения двум членом профсоюза, — объявил Макс.
— Правильно, — ответил шеф. — Мэр мне только что звонил, — он схватил папку: — Обвинение у меня прямо здесь.
Он осторожно надел очки в роговой оправе, дал им соскользнуть на кончик носа, потом начал зачитывать заявление. Если коротко, то оно обвиняло членов профсоюза в поджоге, организации беспорядков, сопротивлении аресту и еще в чем-то, что я не разобрал.
Келли положил на стол свою карточку.
— Я представляю обвиняемых, шеф. Я бы хотел поговорить с ними пару минут.
Начальник полиции изучал дорогую гравированную карточку.
— Думаю, там все в порядке…
— Все в порядке! — взорвался Келли. — Право на совет имеют даже убийцы! Что у вас за город?
— Не стоит волноваться, конгрессмен, — произнес шеф. — Пойдемте, я прослежу, чтобы вы увидели их.
— Как насчет судьи? — поинтересовался я.
— Мэр только что позвонил ему. Они послали за ним полицейскую машину. А сейчас остальным придется подождать в вестибюле, пока мы не откроем суд.
Мы ждали в коридоре, где к нам присоединился Келли: глаза ледяные, губы сжаты.
— Это из ряда вон! — сказал он. — Они забрали этих людей на основании анонимного телефонного звонка. У одного из них шишка на голове размером с утиное яйцо. Он сказал, что когда детективы вошли в дом, они были в обычной одежде и не предъявляли никаких документов. Когда он пытался их выгнать, один из полицейских ударил его дубинкой, — он развел руками: — Я думал, такое случается только на юге!
— Может, вам следует посмотреть на собственный задний двор, конгрессмен, — пробормотал Макс.
— Я начинаю думать, что вы правы, Макс, — ответил Келли.
Предъявление обвинения было коротким и напоминало мне рассказ Кафки {46}. Судья, явно раздраженный, что его вызвали из дома, сел за свой стол, барабаня пальцами во время чтения обвинения. Келли заявил, что арестованные невиновны, затем попросил выпустить их под номинальный залог, отмечая, что Дрегна, глава профсоюза, присутствует здесь и лично гарантирует, что оба обвиняемых явятся в суд. Судья безучастно выслушал его, потом накарябал что-то внизу обвинительного заключения.
— Сто тысяч долларов залога, — объявил он. — Защитник будет уведомлен о дне суда. Запишите адрес конгрессмена, — сказал он судебному клерку.
— Это возмутительно, сэр, — начал Келли, но судья развернулся на вращающимся кресле, вскочил и поспешно сбежал, взмахнув своей мантией.
Мы стояли у скамьи, в то время как два ухмыляющихся полицейских защелкивали наручники на заключенных и выталкивали их в боковую дверь.
— Я бы не поверил, если бы не видел сам, — произнес Келли.
— Нам следовало бы поджечь этот чертов суд вместе с их машинами, — горько сказал высокий негр.
— Запомните, никакого насилия, — громко объявил Макс. — Если замечу что-нибудь, вышибу из профсоюза.
— Что же теперь делать — дать им гнить? — спросил кто-то.
Келли рылся в карманах. Потом вытащил два десятицентовика.
— Дайте мне всю мелочь, что у вас есть, — сказал он.
Мы с Максом покопались в карманах и наполнили его ладонь пяти и десятицентовиками.
